Следующая страница моих воспоминаний принадлежит Николаю Ивановичу Гладину, школьному учителю по труду, бывшему фронтовику-десантнику. Познакомился я с ним, когда он пришел в лито со страницами замечательной повести о своих однополчанах, с кем прошел по горестным и страшным дорогам войны до самого Берлина. Был он человеком ранимым и вспыльчивым, резал правду-матку каждому в глаза, невзирая на чины и звания. Обычно таких сторонятся, с ними трудно общаться. Николай Гладин представлял редкое исключение из правил и легко сходился с людьми, оставлял неизгладимый след в душах своих знакомых, так как был умным и талантливым собеседником. Ему было о чем рассказать, у него была четкая жизненная позиция. Он прошел тернистый путь солдата и не собирался вовсе пресмыкаться перед кем-либо и менять свои жизненные установки и ориентиры. Был он завзятым сталинистом и не скрывал ни от кого этого, даже гордился этим. У него был трезвый ум, поэтому годы раскулачивания крестьян осуждал, но справедливо считал, что все перегибы и зверства исходили не от указов Сталина, а совершались на местах руководителями, которые делали за чужой счет карьеру, шли по служебной лестнице по трупам, достигая вершин. Он не раз приводил примеры на местных воротилах, которые, заняв высокие партийные кресла, проверяли письма всех граждан, что шли в вышестоящие органы, следили за почтой известных и влиятельных людей. В хрущевское время насаждали кукурузу, с каждым годом увеличивая площади засева. Председатели колхозов получали строгие выговоры или вынуждены были сеять «царицу полей» вдоль дорог, что ведут из района к правлению колхоза. Говорил, что Сталин не щадил и своих детей. Все они у него воевали. Не распускал их и не пичкал излишне, как это делает нынешнее руководство. Николай Гладин не раз со слезами на глазах рассказывал нам, как в Берлине расстреляли старшину, кавалера орденов Славы, показательно перед строем. У этого старшины жену и детей замучили немцы. Он прошел всю войну с первого дня до Рейхстага. Но так случилось, что его обвинила немка в изнасиловании именно в тот день, когда вышел указ. Старшину поставили перед строем однослуживцев, сорвали погоны, сняли все награды. Когда к нему подошел военврач и хотел завязать глаза перед расстрелом, старшина вырвал черную повязку у него из рук, выбросил ее и сказал громко: «Я все четыре года смотрел смерти в глаза, шел, не кланяясь пулям. Неужели я сейчас испугаюсь того, что меня расстреляют свои?» Была дана команда «огонь!». Прогремели выстрелы, и старшина упал на одно колено. Был дан повторный залп. Старшина упал, но еще шевелился. Тогда военврач произвел выстрел в висок. И видавшие виды солдаты в один голос выдохнули: «Садист!» Воины, что прошли по тернистым дорогам войны и повидали на своем пути немало, не скрывая друг от друга слез, плакали.
Этот рассказ Николая потряс нас всех не меньше очевидцев. Гладин умел говорить убедительно и образно, так что вся картина вставала перед глазами слушателей, будто они ее видели наяву. Не менее убедительно и образно он писал и свою повесть. Мешали его работе страшные головные боли. Война давала о себе знать. Помнится, Николай Иванович Гладин ездил в Москву и встречался с поэтом и прозаиком, десантником его части Константином Ваншенкиным. Николай думал, что Ваншенкин поможет ему напечатать в издательстве повесть, ведь тот был его однополчанином. Константин Ваншенкин взял его повесть и пообещал прислать ответ. Как же был раздосадован Николай, когда получил нелицеприятный ответ! Константин Ваншенкин писал Николаю, что почерпнул очень много нового из его повести. О некоторых вещах, что знал Гладин, он и не догадывался. Но повесть требует небольшой доработки, и если Николай согласится, то она выйдет под именем Константина Ваншенкина. Естественно, пойти на этот шаг Николай не мог, ибо эта повесть была его лебединой песней. Конечно, если бы повесть вышла в начале семидесятых, она бы имела заметный резонанс и вызвала бы массу отзывов и критических статей, но случилось всё так, как, видимо, и должно было случиться. Повесть Николая Гладина увидела свет в наше непростое время благодаря большим усилиям бывшего редактора газеты «Ленинец» Нины Петровны Цветковой. К ней обратились родственники Николая Гладина с просьбой об издании повести. Они собрали нужную сумму денег, и Нина Петровна взяла на себя редактирование текста. Так повесть увидела свет и нашла своего читателя.
Мне хочется сказать несколько слов о Нине Петровне Цветковой, матери моего давнего приятеля художника Олега Цветкова. До 1961 года семья Нины Петровны жила в Бологом в двухэтажном деревянном доме вместе с семьей Виктора Сычева. Дочь Нины Петровны Женя ходила в школу в один класс с Виктором, а по переезде в Вышний Волочек училась в одном классе с Борисом Рапопортом, который посвятил ей не один «мадригал» в стихотворной форме. Н.П. Цветкова стала первым редактором районной газеты «Ленинец». Что это был за редактор, помнит не один ученик Нины Петровны. Газета отражала жизнь не только Вышневолоцкого района, но и Спировского, Умельского, Фировского. У нее много было внештатных сотрудников, которые на местах следили за событиями и отображали их в своих заметках. Серым и безликим материалам не было места в «Ленинце», поэтому газета держала очень высокую планку. Н.П. Цветкова была членом правления Союза журналистов СССР, в Москве в Высшей партийной школе она подружилась с зятем Н.С. Хрущева А. Аджубеем. Отзывалась о нем как об очень умном и интересном человеке. Ее связывала большая дружба с поэтом-песенником Андреем Дементьевым. Они не раз встречались в Калининe, Москве, заезжал Андрей Дмитриевич и домой к Нине Петровне. В 1965 году Н.П. Цветкова и ответственный секретарь «Ленинца» А.А. Игумнов осуществляют невиданный доселе проект по изданию литературного сборника поэзии и прозы «Над селом занимаются зори». Предисловие к этому уникальному сборнику написал Андрей Дементьев. С конца 50-х годов прошлого века в Вышнем Волочке проводился ежегодный день поэзии. Проходил он в последнее воскресенье мая. Нина Петровна отдавала в газете «Ленинец» весь разворот под стихи и рассказы жителей Вышнего Волочка и района. Молодые литераторы кучковались в то время вокруг двух газет, издаваемых в Вышнем Волочке. Литературные посиделки чаще всего проходили в помещении газеты «Ленинец». Свои новые стихи и рассказы литераторы несли на суд Нине Петровне Цветковой или Сан Санычу Игумнову. Благодаря газете «Ленинец» нашел выход к читателю прекрасный русский поэт Семен Воскресенский. После многочисленных подборок в газете на Семена Воскресенского обратили внимание в Калининском отделении Союза писателей, и в Калининском издательстве увидела свет его первая книга «Родник». Мы, молодые литераторы, заходили в кабинет редактора беспрепятственно. Разговаривали с Ниной Петровной не только о литературе, касались и чисто житейских тем. Порою она давала незаменимые советы. К Виктору Сычеву, Борису Рапопорту и ко мне она относилась с материнской теплотой. Постоянно печатала наши стихи. Радовалась нашим успехам и росту. С матерью Виктора Сычева Антониной Васильевной у нее была давняя и крепкая дружба, Нина Петровна не однажды ездила к ней в Бологое. О существовании этой дивной женщины я не забывал никогда. Издавая к своему 60-летию книгу «Соловьиный омут», обратился за помощью к Нине Петровне. Она внимательно проделала корректорскую правку вместе со своей дочерью, но категорически запретила мне ставить ее имя в книге. Была она уже очень больна. При появлении моем у нее в квартире горько посетовала, что очень постарела. Мы попили с ней на кухне чаю. Вспомнили всех своих общих знакомых. Помянули ушедших. Так и осталась она в моей памяти заботливой бабушкой, доброй и отзывчивой матерью, умным и знающим толк в литературе человеком, который помог встать на ноги не одному литератору и журналисту. Мне не хочется вспоминать, сквозь какие тернии прошла редактор газеты «Ленинец» в советские времена. В то время партийное руководство вмешивалось не только в работу редактора, но и в его личную жизнь. Сколько мук перенесла эта мужественная женщина, но не согнулась и выстояла! Сумела всем доказать, что она человек и имеет полное право на свободный выбор и чистую любовь.
В шестидесятые годы из Ташкента в Вышний Волочек приехал Николай Иванович Николаев. Может быть, заметного следа в памяти других литераторов он и не оставил, но я всегда вспоминаю с любовью этого человека, и вот за что. Николай Иванович увлекался краеведением. Скрытно от всех пописывал стихи, но на суд их не выносил. На заседаниях лито он внимательно слушал стихи своих товарищей. Порою чей-то стих не вызывал положительных эмоций ни у кого, и на автора обрушивался целый шквал непримиримой критики. Николай Иванович терпеливо дожидался момента, когда уляжется шум и последний критик умолкнет, и тут поднимался со стула и читал единственную строку или две из стихотворения автора и заострял внимание всех присутствующих. Как правило, это была самая хорошая строка. Николаев заставлял автора обратить на нее внимание и на основе этой строчки писать новое стихотворение. Он даже приводил пример, в каком направлении стал бы двигаться сам, если бы эта строка принадлежала ему. Николай Иванович дарил крылья разгромленному автору и не давал ему разувериться в своих способностях, что было так важно для начинающих поэтов, с которых спрашивали так же строго, как и со «старичков». Я был тогда удивительно молод. Он со всей душой приветствовал все плоды моего творческого труда. Была у него и маленькая слабинка. Любил слегка выпить, а денег на это не всегда хватало, поэтому Николай Иванович обращался ко мне с просьбой занять рублей пять до зарплаты у Лидии Павловны Толокновой, редактора газеты «Вышневолоцкая правда». Я всегда относился к этому отрицательно, мне было страшно неудобно обращаться с такой просьбой к редактору, и я пытался сопротивляться всеми силами. Николаев ставил меня в такое неудобное положение не однажды, пока я категорически ему не отказал. Николай Иванович исчез из моей жизни так же неожиданно, как и появился. Причин допытываться у других, куда он уехал, у меня в то время не существовало, поэтому лишь лет пять назад я узнал случайно, что Николаев последние годы свои прожил в Нелидове. Нас с Михаилом Петровым пригласили в библиотеку города Нелидово. Выступая перед читателями, мы с Мишей заметили в зале поэта Валентина Штубова. После встречи Валентин подошел к нам и пригласил к себе в гости. Там-то в квартире во время разговора и промелькнуло это имя. Кажется, Валентин сказал, что Николаев выпустил краеведческую книгу. Близкими друзьями с Николаем Ивановичем мы не были, поэтому расспрашивать о его судьбе я не стал, да и времени для этого у нас не было. Если бы он не сыграл положительную роль наставника для начинающих литераторов, то я и не включил бы это имя в свои воспоминания. Это высказывание вовсе не говорит о том, что Николаев не заслуживает пристального внимания и как литератор, и как человек. Скорее наоборот, но мое знакомство с ним было шапочным. |
