После появления подборки в газете меня попросил позвонить ему Петр Петрович Дудочкин. Он поблагодарил меня и поздравил с хорошей подборкой, что смутило меня до глубины души, ибо написанное Скворцовым по моей мысли последнее четверостишие не давало мне покоя. Поблагодарив Петра Петровича за поздравление, я повесил трубку телефона-автомата.
С Анатолием Скворцовым мы подружились и встречались уже чаще, но семейные дела мои пришли к плачевному состоянию. Впервые я сказал жене Светлане, что если она не согласится уехать жить в Вышний Волочек, то мы расстанемся навсегда. Света скрепя сердце согласилась. В августе 1967 года мы переезжаем на жительство к моим родителям на улицу Смычка. Анатолий Скворцов говорит мне, что в Вышнем Волочке сильное литобъединение и что мне полезно будет походить в него годик-другой. Он пишет записку к своим друзьям в Вышнем Волочке Виктору Гущину и Виктору Никитину, которые работали в местных газетах «Ленинец» и «Вышневолоцкая правда». По приезде в город я устраиваюсь в автоколонну №74 шофером на хлебную машину. Развожу хлеб по точкам и днем, и в ночную смену. Передаю записку адресатам. Приглашаю их на день своего рождения, 8 сентября, к себе домой. Они мне преподносят сюрприз: приносят гранки «Ленинца», где было напечатано стихотворение «Я без тебя не написал ни строчки...», которое вышло в свет 9 сентября официально. Оказалось, что мой отец Валентин Константинович знает Виктора Гущина уже давно. Виктор как-то давал критический материал по колхозу «Новая жизнь», где отец работал председателем. У них завязался спор о селе и правильном ведении хозяйства. Я не вникал в их перебранку, но мне было неприятно, что я привел в дом человека, который критиковал работу отца поверхностно и, что самое главное, по указке райкома партии. Разошлись в этот вечер все по-мирному. Но осадок какой-то остался, и надолго. Хотя я и понимал, что это всё несерьезно, и все-таки... Так я сошелся с молодыми поэтами, чьи подборки стихов были уже напечатаны в двух коллективных сборниках, которые вышли в Москве, в издательстве «Московский рабочий»...
С Анатолием Скворцовым мы стали видеться реже, но от этого наши отношения не охладели, а стали доверительней и теплее. Когда я приезжал в Калинин, то после посещения дочери всегда шел на Студенческий переулок в редакцию «Калининской правды», где с распростертыми объятиями меня встречал Анатолий. В редакции он всегда был неутомимым заводилой. Сочинял на каждого юмористические и сатирические стихи. Пробовал себя, и довольно-таки удачно, в сочинении частушек. Одна из них до сей поры ходит в народе, давным-давно забыв своего родителя, как обычно и происходит с истинно народными частушками. Несколько раз Анатолий Скворцов приезжал в Вышний Волочек, и мы встречались с ним. Потом его послали в Ленинград на учебу в Высшую партийную школу. Однажды сижу вечером читаю, и заявляется Анатолий. Была суббота, и он по пути к себе в Калинин не мог не сойти на станции Вышний Волочек. Я еще не был женат второй раз, и мы хорошо посидели за домашним столом. Нас угощала мать домашними яствами и потчевала довольно крепенькой самогонкой. Когда мы развеселели от выпитой домашней, то пошли вместе с моим братом Геннадием на танцы в клуб «Парижской коммуны». Анатолий вальсировал с молоденькими девушками, и они не обращали никакого внимания на Толин указательный палец, что был давно покалечен на производстве. Меня это немного удивляло в то время. Мне казалось, что Анатолий уже «стар» для танцев. Ему было тогда тридцать лет. О молодость! О святая наивность! Сейчас я и в шестьдесят не считаю себя стариком, но это сейчас. Домой мы пошли все вместе. Правда, Анатолий порывался проводить молодую девицу, но я побоялся его отпустить, думая, что он заблудится в чужом городе. После окончания ВПШ Анатолий стал работать заведующим отделом. Виделись мы нечасто. В 1984 году меня осуждают на два года принудительного лечения в ЛТП, и, отбывая срок в Бежецке, я узнаю о трагической смерти Анатолия Скворцова. Я до сей поры не могу никак поверить, что такой жизнелюб, от которого летели искры во все стороны, мог покончить жизнь самоубийством. Еще при жизни уже после выхода моей первой книги «Колосятся дожди» и публикаций в журнале «Наш современник» Анатолий говорил мне: «Зачем я дал твою подборку для предисловия Андрею Дементьеву? Он же ровным счетом ничего не сделал для тебя! Это я увидел в тебе проблески способностей и несколько месяцев кропотливо направлял тебя в правильном направлении!» Я тоже посетовал ему в ответ, но промолвил: «Что напрасно сожалеть? Теперь уже ничего не изменишь!» Действительно, Анатолий Скворцов сыграл огромную роль в моем становлении. Он научил меня любить жизнь со всеми ее трещинами и выбоинами. Он вдохнул в меня веру в то, что я стою на правильном жизненном пути и выбор мой правильный.
Вышневолоцкое литературное объединение сыграло важную роль в моем становлении и росте как поэта. Обсуждение стихов, где в горячих схватках мы не жалели друг друга, высказывали откровенно мнение о творениях своих товарищей, приносило огромную пользу пишущим стихи и прозу. Только благодаря дружескому «битью», которое заставляло каждого всё строже и строже относиться к работе над словом, я и вырос в короткий срок в поэта, чьи стихи стали печатать толстые московские и ленинградские журналы, альманахи, коллективные сборники и антологии. Поэтому я хотел бы вспомнить всех своих собратьев по перу.
Первым мне хочется упомянуть Семена Николаевича Воскресенского, которого я увидел впервые на Дне поэзии города в 1978 году. Это был уже старый и слепой человек с очками-линзами, который, чтобы прочесть текст в газете, вынужден был подносить ее к самым очкам. Жил он в селе и в работе литобъединения принимать участия уже не мог, но новые стихи свои постоянно присылал в газеты «Ленинец» и «Вышневолоцкая правда». Семен Николаевич познакомился со знаменитым Корнеем Чуковским, который не только написал предисловие ко второй книге поэта, но и организовал передачу по телевидению и напечатал большую подборку стихов Семена Воскресенского в еженедельнике «Литературная Россия». Семен Николаевич был первым вышневолоцким поэтом, который выступил в центральной печати так широко и благозвучно. Впоследствии он переехал жить в Калинин, где и скончался в преклонном возрасте. Мне только два раза посчастливилось встретиться с этим интересным поэтом и человеком.
В газете «Ленинец» работал ответственным секретарем Александр Александрович Игумнов, которого мы все любя звали сокращенно Сан Саныч! Он охотно печатал наши вирши в своей газете, довольно часто делая ценные замечания, которые новичкам были как воздух и вода, развивали чутье и вырабатывали вкус, без чего работа над словом была бы просто немыслима. Сан Саныч очень редко посещал литобъединение, но если присутствовал, то всем четко давал понять, какая ответственность лежит на наших плечах, что каждое неточное слово в тексте губит всё стихотворение в целом. Учил нас работе над черновым вариантом и просил не спешить с публикацией стихов сырых, вялых и неинтересных. Он говорил, что стихи должны отлежаться определенное время, чтобы автор через месяц или два взглянул на них посторонним взглядом и мог уже самостоятельно найти свои просчеты, которые допустил при первичной работе. Каждый год в последнее воскресенье мая проводился в Вышнем Волочке День поэзии, на который приезжали часто не только поэты из Калинина, но и столичные гости. Сан Саныч готовил праздничный номер самостоятельно, отдавая все внутренние страницы под портреты и стихи наших авторов. Все мы выступали на сцене городского сада, на летней площадке –
если только погода была дождливой, то выступление переносили в закрытое помещение.
Моя дружба с Сан Санычем продолжалась недолго. Преждевременная смерть вырвала его из нашего литературного круга, но его стихи, пусть и не так часто, но тревожат своей искренностью и ювелирной отделкой. Потеряв Сан Саныча, литобъединение осиротело и долгое время не могло прийти в себя. |
