С Виталием Петровичем Сухановым я познакомился в сентябре 1967 года в редакции. Он был, как и Сан Саныч, фронтовиком, раненным не один раз в боях. Работал Виталий Петрович художником-оформителем, преподавателем рисования в школе. Поэтому глаз у него был внимательным и зорким, стихи образны и эмоциональны. Кроме стихов о войне Виталий Петрович успешно разрабатывал социальные темы, писал лирические стихи, но не гнушался злободневной сатиры и юмора. К сожаленью, моя память стала давать сбои, и поэтому дословно и полностью я не могу привести в пример замечательное его стихотворение «Цепная реакция», но попытаюсь воспроизвести частично. «Начальнику не спалось,/ и он пришел на работу злющий насквозь/ и поддал не в меру/ главному инженеру...» Здесь я не помню строчки, но далее всё перешло на рабочего. «Рабочий пришел домой/ и поскандалил с женой...» Жена переключилась на дочь. «А дочка со зла/ кошке наподдала.../ И вдруг всё на место встало,/ мир приобрел покой,/ Вот от чего бежала/ кошка по мостовой!» Это чудесное стихотворение было написано Виталием Сухановым в 1968 году. Виталий Петрович дружил с прозаиком Иваном Васильевичем Петровым. С болью рассказывал, как началась травля партийными работниками этого талантливого прозаика, чьи книги с любовью читало не одно поколение. Особенно любовно и мастерски им была написана повесть «Сенечка» о деревне в хрущевское время, когда насаждалась насильно кукуруза, прозванная в народе «королевой полей». Так получилось, что в письме к другу из Ржева Иван Васильевич Петров посетовал, что у нас в стране везде пишут о том, что женщину раскрепостили и она стала свободной, как ни в какой другой державе. На самом же деле русскую женщину закрепостили еще хуже, чем при царе-батюшке. Она вынуждена бегать на работе вокруг двадцати с лишним станков, работать на фабрике в три смены. После ночной смены, вместо того чтобы лечь отдыхать, женщина стоит у печки или плиты и готовит для всей семьи обед. Она должна прибраться в доме, помыть полы, посуду да еще постирать и погладить белье. Если она живет с семьей в частном доме, то прополоть гряды в огороде да еще наносить воды в бочки с колонки и вечером полить всю растительность. Не говоря уже о том, что она не должна забывать и свои супружеские обязанности... Письмо Ивана Петровича было перехвачено (ни для кого не секрет, что почта тщательно проверялась в те годы) и отправлено в газету «Калининская правда», где было проанализировано соответственно. Появилась большая разгромная статья в печати. В ней говорилось, что это письмо по ошибке было брошено в почтовый ящик не тому адресату, а так как вскрывший его человек видел не раз фамилию Ивана Петрова на страницах «Калининской правды», то и отослал он его в газету, чтобы исправить случайную ошибку. Тут-то и началась зверская травля талантливого писателя. Иван Васильевич перенес инфаркт миокарда, в сорок лет с небольшим став инвалидом.
Рукописи новых книг писателя были возвращены из нескольких издательств. Были сорваны обсуждения книг и встречи с читателями. Он был публично исключен из партии. И это гонение, избиение автора продолжалось вплоть до его смерти. Ушел из жизни Иван Васильевич Петров в возрасте 48 лет. Выйдя к реке рядом с домом, он почувствовал себя плохо. Сердце не перенесло второго инфаркта. Прощались с ним в Доме учителя.
Виталий Петрович Суханов с трудом пережил потерю друга. Он часто говорил мне, что и ему остается недолго ходить по земле. Я отмахивался от его печальных слов и старался всё свести к шутке. Узнав, что на фабрике «Пианино» настройщиками работают мои друзья, Суханов попросил меня переговорить с ними, чтобы они отобрали хорошее по звучанию пианино для его дочери Наташи. Я тут же встретился с Толиком Лобановым и Сережей Сиротиным. Они через две недели отобрали нужное пианино, и мы все привезли его в квартиру Виталия Петровича. Жил он на Горке, рядом с новой школой №10. Мы не очень долго посидели за праздничным столом. Толик Лобанов что-то исполнил на пианино, чтобы хозяева на деле убедились в прекрасном звучании инструмента. Пришла очередная зима, и если мне не изменяет память, то в сильный мороз в январе 1970 года Виталий Петрович пошел утром на работу и на Горке у автобусной остановки закашлялся. Туберкулез, полученный во время войны в окопах, дал о себе знать. Одно легкое не выдержало и разорвалось. Долго еще алела кровь Виталия Петровича на снегу. Воробьи и синицы клевали кровавый снег, и от этого сердце мое сжималось еще сильней и болело. Так ушел из жизни еще один поэт из нашего дружного литобъединения.
Несколько добрых слов мне хочется сказать о директоре текстильного техникума Дмитрии Николаевиче Жулковском, который начал писать стихи в пожилом возрасте. У него появился внук. Растя внука и читая ему стихи, что выпускала «Детская литература» в разнообразных сериях с картинками и без них, Дмитрий Николаевич с печалью заметил, что хороших-то и пригодных для чтения стихов в этих книгах очень мало. Тут-то его и осенила мысль: а не заняться ли писанием стихов для внука собственноручно? Когда уже было написано не одно стихотворение и опробовано на собственном внуке, Дмитрий Николаевич пожелал услышать о своей работе более квалифицированное мнение. Так он и переступил порог редакции, где проходили наши встречи. Жулковский был человеком чутким и подмечал интересные детали, которые волновали юных читателей. Стихи его с увлеченьем читали и взрослые, а юные читатели порою даже взвизгивали от удовольствия. Я не могу полностью привести ни одного стиха, но своими словами могу дать понять читателям, что они из себя представляли. Испортился телевизор, или, сказал Жулковский, «телевизор заболел…» К нему приезжает по вызову телевизионный врач, слушает и выстукивает телевизор, ставит диагноз и прописывает индивидуальное лечение. После чего телевизор перестает хрипеть и кашлять. Он начинает сначала разговаривать, а потом появляется и картинка. Безусловно, одушевив телевизор, Дмитрий Николаевич сразу становится близким юному читателю, который теперь внимательно следит за развитием дальнейших событий. Дмитрий Николаевич не пропускал ни одного занятия лито до тех пор, пока позволяло здоровье. Стихи его часто печатали газеты, с интересом слушали школьники и взрослые. Мне кажется, что при хорошей редакторской правке стихи Дмитрия Жулковского могли бы заинтересовать и сейчас юного читателя всей России, получилась бы хорошая детская книжка. Только для этого надо собрать все стихи (хотя это и непросто), отобрать нужные, отредактировать и найти бескорыстных спонсоров, что тоже сделать в наше время нелегко и для здравствующего автора. А найти их для давно ушедшего человека вдвойне сложно.
Длительная дружба меня связывала с прозаиком Юрием Королевым, который не так давно покинул этот мир. Был он заядлым рыбаком. Писал дивные рыбацкие рассказы, которые с завидной настойчивостью печатал в журнале «Рыболов-спортсмен» и прочих подобных изданиях. Юрий хорошо знал отечественную классику. Работал над своими рассказами долго и плодотворно, поэтому страшно не любил неряшливого обращения со словом. Нерадивые авторы (а лито их перевидело десятки) становились сразу для Королева потенциальными врагами. Он мог спорить с нетребовательным автором часами, пока ему не удавалось убедить человека в его неправоте. В шестидесятые и семидесятые годы, после заседания лито, мы сбрасывались по «трояку» и шли в ресторан «Цна», который называли в своем общении «Речкой». Там литературный спор продолжался. Разгоряченные красным крепким вином, мы не умолкали до закрытия ресторана. Порой сочиняли стихи коллективно. Кто-то выдавал на-гора первую строчку, называл тему стихотворения и объяснял участникам ритм при помощи несложного татаканья: та-тата, та-тата, та-тата, тата... Первая строчка объявлялась вслух. Следующую строчку писал другой автор скрытно и так далее, и так далее... Заканчивали это стихотворение по желанию, и оно могло состоять из 12 строчек или вырастало до небольшой поэмы. Бывали случаи, когда писали коллективно стихи на заданную тему открыто, сочиняя строки по кругу, и кто-то один записывал это «произведение» на листе бумаги. Случалось, что такое стихотворение получалось удачным, и его запоминали все участники этой игры. Жил Юрий со своей матерью на первом этаже деревянного двухэтажного дома на улице Урицкого, недалеко от улицы Рабочей. Я нередко бывал у него в квартире, где прямо на противоположной от входа стене висел портрет самого Юрия Королева, выполненный маслом художником Андреем Ананьевым. Преподавал Королев литературу и русский язык в ГПТУ №13 на Вышневолоцкой. Он не раз приглашал меня выступать перед учащимися. У Юрия была добрая, чуткая и очень ранимая душа. Он мог делать замечательные короткие зарисовки о природе. Разлапистый широкий кленовый лист у него падал в ведро с водой и закрывал оранжевой своей мощью всю воду, как резной крышкой. Он мастерски рисовал удивительные пейзажи словом. Я не раз его просил отобрать эти миниатюры и предложить какому-нибудь журналу. Впоследствии уговаривал издать отдельной книгой. Юрий Королев издал только книгу рыбацких рассказов и небольшую повесть. В 1989 году я уехал учиться в Москву на Высшие литературные курсы в Литературном институте имени А.М. Горького, но продолжал приезжать в родной город к отцу, а после его смерти в 1990 году – к двоюродным сестрам и братьям. К своему счастью, очень часто встречал Юрия Королева на улице случайно и подолгу беседовал с ним о друзьях и литературе. Жил Юрий уже у вокзала в новой квартире, которую получил незадолго до своего ухода на пенсию. После окончания ВЛК в Москве я перебрался жить в Тверь. Однажды, приехав в Вышний Волочек, зашел в библиотеку на Садовой. Я был поражен сообщением Натальи Николаевны о смерти Юрия Королева, которого к тому времени уже похоронили. Не знаю, кто теперь владеет архивом Королева, но думаю, что его рассказы не были выброшены на помойку, хотя в наше бездуховное страшное время могло произойти и такое. Хотелось бы, чтобы увидели свет его мастерски исполненные миниатюры о природе, где русское слово раскрывается в своем многообразии, где читатель не только зримо видит картину, описываемую автором, но и чувствует запахи, слышит разноголосие звуков. |
