Долгий путь реабилитации В.Н. Таганцева, Н.С. Гумилева и их товарищей сдерживала откровенность некоторых исследований – они ждали. Это не значит, что они не согласны с фактом реабилитации. Когда был принят закон о реабилитации, отменяющий все приговоры «троек», как незаконные, мой старый знакомый В. Якобсон возразил: «Ну почему отменили все приговоры? ведь среди приговоренных «тройками» были и виновные». Я возразил: «Но ведь метод-то законным не назовешь! Представь себе, что троим дана власть судить и рядить каждого, без следствия и суда. Да можно в те годы обвинить в антисоветской деятельности любого, кто обругал тебя в очереди или пустил козла в огород и тот поел капусту, только вопрос надо согласовывать с товарищами, с которыми крепко спаян и споен».
Так и в деле Таганцева реабилитация должна была произойти потому, что: следствие велось с элементарными нарушениями закона; конкретная вина осужденных не доказана; приговор вынес не суд, а Президиум Петроградского ЧК. А главное, у ПБО не было действий, а только намерения, в которых уличили-таки таганцевцев.
Историческая справедливость требует сказать, что разветвленная тайная организация в Петрограде была, и во главе ее стоял именно В.Н. Таганцев. В деле фигурируют еще две фамилии руководителей – Юрий Павлович Герман и Вячеслав Григорьевич Шведов. Оба боевые офицеры и вполне тянули на руководителей восстания, которое должно было, по версии «Петроградской правды», полыхнуть одновременно в Рыбинске, Старой Руссе, Бологом и станции Дно с тем, чтобы отрезать Петроград от Москвы. Но Ю.П. Герман был убит при переходе финской границы, а подполковник Шведов, судя по всему, смог бежать при аресте. И отдуваться за ПБО пришлось профессору Таганцеву, больше знающему сапропель, чем тактику и стратегию боевых действий.
Владимир Николаевич Таганцев действительно не был в восторге от власти большевиков, поставивших с ног на голову привычный порядок вещей, что в нормальном обществе не инкриминируется как преступление, а называется оппозицией. Но, не принимая большевиков, он пошел дальше и согласился на организацию в Петрограде «пятерок», готовых в случае чего посодействовать установлению новой власти.
О петроградской организации знали за границей. Об этом писал 25 марта 1922 года один из бывших руководителей «Информационного бюро» Российского эвакуационного комитета (РЭК) – части савинковской организации, занимавшейся боевой работой в России – А. Ставрогин (псевдоним): «...была ли налажена связь с Петроградом, – не знаю, но знаю, что попытки эти делались, и брюльневская гостиница (гостиница «Брюль» в Варшаве, где размещались штаб-квартиры Б. Савинкова) РЭК была осведомлена о существовании в Петрограде антибольшевистской организации и о характере ее работы. Центр указывал, что петроградский район наилучше подготовлен к восстанию и обладает для того достаточными силами, но боится провала ввиду того, что организация разбухла» (ГАРФ, ф. 5784, д. 38, л. 36).
Есть и доказательство участия поэта Н.С. Гумилева в Петроградской боевой организации. Ирина Одоевцева и не рада была, что ее книгу «На берегах Невы» перевели на русский язык перед самым ее возвращением из эмиграции. На нее набросились за то, что она написала о пистолете в столе Гумилева и 200000 рублях: «Поэта только что реабилитировали за отсутствием состава преступления, а тут, видите ли, пистолет, деньги, прокламации!» И здесь срабатывает определенный стереотип: считать преступником всякого, кто хотя бы в мыслях против советской власти. Все, кто думает иначе, враг и только.
Вот свидетельство другого участника событий тех лет Б.П. Сильверсвана, филолога-германиста, коллеги Гумилева по работе в издательстве «Всемирная литература». Он побывал в лапах чекистов незадолго до начала таганцевского дела (выпущен в феврале 1921-го под поручительство А.М. Горького). Избежал нового ареста, сбежав с семьей в Финляндию на лодке.
Он написал в 1931 году письмо А.В. Амфитеатрову в связи с его статьей в газете «Сегодня» (Рига) к 10-летию расстрела Н.С. Гумилева:
«Гумилев, несомненно, принимал участие в Таганцевском заговоре и даже играл там видную роль... в конце 1921 года он предложил мне вступить в эту организацию, причем ему нужно было сперва мое принципиальное согласие (каковое я немедленно и от всей души ему дал), а за этим должно было последовать мое фактическое вступление в организацию, предполагалось, между прочим, по-видимому, воспользоваться моей тайной связью с Финляндией, т. е. предполагал это, по-видимому, пока только Гумилев; он сообщил мне тогда, что организация состоит из «пятерок»; членов каждой пятерки знает только ее глава, а эти главы пятерок известны самому Таганцеву; вследствие летних арестов в этих пятерках оказались пробелы, и Гумилев стремился к их дополнению; он говорил мне также, что разветвления заговора весьма многочисленны и захватывают влиятельные круги Красной армии; он был чрезвычайно конспиративен и взял с меня честное слово, что о его предложении я не скажу никому, даже Евд. П., матери и т. п. (что я исполнил); я говорил ему тогда же, что ввиду того, что чекисты несомненно напали на след организации, м. б., следовало бы временно притаиться, что арестованный Таганцев, по слухам, подвергнут пыткам и может начать выдавать; на это Гумилев ответил, что уверен, что Таганцев никого не выдаст и что, наоборот, теперь-то и нужно действовать; из его слов я заключил также, что он составлял прокламации все и вообще ведал пропагандой в Красной армии; Ник. Степ. был бодр и твердо уверен в успехе... Я ужасно боялся, что в руках чекистов окажутся какие-нибудь доказательства против Ник. Степ., и, как я потом узнал от лиц, сидевших одновременно с ним, но потом выпущенных, им в руки попали написанные его рукою прокламации, и гибель его была неизбежна».
Опубликован и рассказ поэта Лазаря Бермана, как он ввел Гумилева в круг заговорщиков и как тот летом 1921 года распространял листовки. 80-летний Берман был категорически против того, чтобы его рассказ был записан на магнитофон. Как и близкие поэта А.А. Ахматова и Л.Н. Гумилев возражали против свидетельств антибольшевистской борьбы Н.С. Гумилева, считая это доносом на трагически погибшего поэта и помехой в его юридической и литературной реабилитации.
Итак, мы разобрались с вопросом существования ПБО. Она была!
А теперь зададимся вопросом, что она из себя представляла, насколько серьезной была со стороны ПБО угроза восстания, если смотреть не из окна варшавской гостиницы «Брюль».
По сведениям газеты «Вечерний Петербург», опубликовавшей в номере за 8 июля 1994 года списки осужденных по «делу Таганцева», заговорщиков было 203 человека. Из них только 36 военных, включая библиотекаря Академии Генштаба А.А. Туган-Барановского, рабочего-пекаря Балтфлота В.М. Перминова и практиканта подводной лодки «Тур» Н.В. Кунцевича. Просматривая списки осужденных к расстрелу, принудработам, тюремному заключению, находишь 17 ученых, 36 чиновников разного ранга – от заведующего отделом снабжения РОСТА К.Д. Туманова до счетовода Наркомвнешторгбанка Н.А. Филатова, 87 человек, относящихся к категории совсем далеких от военного дела: студенты, крестьяне, медсестры, рабочие и даже фотограф и швейцар. Причем из этих 87 человек 37 были расстреляны. Ну а чем провинились перед властью 10 домохозяек и 17 человек без определенных занятий, одному Богу известно. Почти треть заговорщиков – женщины, и среди них даже актриса Е.М. Дурнова из Вильно. Ну это ли не театр?!
Боевых действий против советской власти от названной чекистами «боевой» организации в Варшаве не дождались. Впрочем, они и не помогли. И не желанием ли доказать, что нужна помощь, были демонстративный поджог первомайской трибуны на площади Урицкого в ночь на 1 мая и покушение на... памятник Володарскому 15 мая того же 1921 года во время прохождения церемониальным маршем частей в праздник Красного флота. Неизвестный положил букет к ногам гипсового Володарского, и через несколько минут раздался взрыв. Шуму было много, а революционер на пьедестале лишь потерял ступни да фалды сюртука. Поставили деревянные подпорки к произведению скульптора М. Блоха, кстати расстрелянного за спекуляцию, и Володарский продолжал взирать на прохожих.
В начале февраля таганцевская организация обратилась в Центр действия и Национальный центр с просьбой об оказании финансовой, материальной и военной помощи для подготовки весной 1921 года восстания в Петрограде и других местностях России, которое озаглавлено как «Обращение к эмигрантам». Вот выдержки из него: «...только при взаимодействии с заграницей может быть достигнут успех. Повторяю, что нужен не только план, но и уверенность в возможности подвоза через Сестру-реку необходимого продовольствия.
...Мы считаем необходимым выяснить точно схему полицейского управления, которое должно быть налажено по районам, если не предоставлять город во власть толпы и анархии.
...Весьма желательна для подготовительной работы помощь крупными деньгами, а не грошами, как раньше. Мы сами добудем некоторые средства, но их далеко недостаточно. Если можете, налаживайте доставку оружия, людей, печати и оборудование типографий.
Не думайте, что большевики уйдут так легко, как царское правительство. Но если бы это и случилось, осторожный расчет не повредит делу. Как бы ни утихало волнение, оно все равно через месяц возобновится при данной психологии масс». |
