| VIII. Детские игры, походы |
Львиная доля детского времени протекала на улице. Игры, развлечения, досуг были коллективными. Что касается меня, то время проводилось двояко. С одной стороны, я участвовал в коллективных развлечениях. Тем более что в двух соседних кварталах росли одновременно 13 мальчишек: Дмитрий, Борис, Евгений, Эдуард, два Виктора, Николай, Владимир, Арнольд; трое на 2-3 года помладше, два Владимира и Александр, да я.
С другой стороны, существовал Евгений Потехин, сын дяди Володи – знатока Вышнего Волочка. Был он начитанным мальчиком, хозяйственным, деловым (эта хватка, унаследованная им от отца, сохранилась на всю жизнь, и он по жизни, что называется, был мастер на все руки). Мы с ним долго дискутировали о прочитанном, либо что-то мастерили, либо куда-то отправлялись что-нибудь посмотреть.
Наши детские игры летом были различные: 12 палочек, городки, штандар, казаки-разбойники. Особенно увлекательной была игра в попа-загонялу, причем вместе с нами играли и взрослые, даже наши отцы. Эта игра похожа на городки. Начиная с красной линии, водящий ставил рюху вертикально, а играющие по очереди битой должны были ее сбивать, передвигаясь вслед за рюхой вперед. Это продвижение растягивалось на несколько кварталов и продолжалось до тех пор, пока кто-то не промахивался. Тогда все, схватив свои рюхи, мчались назад к красной линии, а последний становился водящим.
Среди зимних игр популярностью пользовалась игра «в котел», когда водящий должен был клюшкой забросить мяч в выдолбленный в снегу котел, а остальные клюшками отбивали его, одновременно контролируя своей клюшкой свою лунку; второй игрой был хоккей с мячом (с шайбой в раннем детстве не культивировался). За клюшками специально ходили в лес, вырубали нужную ольшину, обтесывали ее с двух сторон на крюке. Что касается мяча, то маленький резиновый мало подходил для этой цели из-за своей легкости и прыгучести, поэтому приходилось пользоваться либо клубком ниток, либо замороженными «яблоками» от лошадей. Однажды одна такая конская глызка сыграла со мной неприятную штуку. Во-первых, лошадь оставила свое «яблоко» такой изумительно-отточенной формы, что играть было одно удовольствие и жалко было расставаться с ним до следующего дня. Поэтому, чтобы глызка не потерялась, я взял и положил ее в карман своей куртки, пошел домой, где через некоторое время она растаяла, распространив по дому специфический аромат. Мать, по его следу выйдя к куртке, опустила руку в карман и вынула то, что осталось от глызки. Пришлось долго объяснять, сколь необходима была для игры эта «шайба»…
Если бы не появившийся в те годы КВН, привлекавший прежде всего находчивостью своих игроков, заставляя целые семьи не отрываться от экранов, то нас нельзя было бы вообще выгнать с улицы. Особенно легендарным было имя капитана одной из команд Вячеслава Харичко, бывшего истинным кумиром.
Конечно, были и ребячьи походы по городу в район Красного Городка к Казанскому монастырю, в район «Авангарда», на железнодорожный вокзал полюбоваться поездами, на ХБК. Были походы более длительные, на весь день – либо на Лозовую гору, потом на Красный Слон, где можно было полакомиться плодами вишен, слив, яблонь и ягодами с кустарников бывшего имения Шульгина. Возвращались через Кашарово, по пути заглянув еще в плодовый питомник на ближней кашаровской горе. Вторым любимым дальним путешествием было, захватив черный хлеб и сырую картошку, отправиться на водохранилище, где можно вволю позагорать, накупаться, печь картошку в золе костра. Путь обычно пролегал таким образом: туда шли через Солдатскую к висячему мосту у стеклозавода имени 9 Января, переходили по нему через Цну и дальше через кустарник и редколесье шли до самой дамбы. А уже потом берегом поднимались либо до затопленной сердюковской плотины, либо шли на пляж пионерлагеря «Медик» – там в воду заходить нужно было очень долго из-за мелководья. Когда кто-то из наших был в смене пионерлагеря, мы навещали его, а иногда даже и ночевали, чтобы не пропустить сборы у
«Большого костра», который проводился на поляне в лесу, рядом с заброшенным иноверческим кладбищем. Проводились игры, пелись песни, особенно любимые нами «Взвейтесь кострами», «Картошка», или рассказывались «страшные» истории. Обратно возвращались по Фроловской ветке через Зуевку. Неоднократно в пионерлагере, беря лопаты, мы пытались найти подземный ход, ведущий от дома Сердюкова под озером в Городолюблю, где похоронен Сердюков. Почему-то считалось, что ход начинался от тюрьмы (здание конторы), куда вела довольно широкая и крутая лестница. В этом нежилом тогда помещении на стенах подвала были вбиты в кладку крюки для неизвестных нам целей. В сторону водохранилища кладка была разбита и нашими усилиями углублена до очень плотного грунта. Иногда в этом раскопе находили старые монеты, обрывки цепей, подковы и какие-то пластины с битыми черепками; то же выносила и вода к берегам сердюковского дома.
Немного о рыбалке. Нужно сказать, что (до великой потравы, устроенной заводом «Красный май» в 60-е годы, когда рыба буквально завалила все берега рек, каналов и водохранилища и, чтобы избежать эпидемии, власть вынуждена была снимать транспорт и рабочих с производства для вывоза этой гнили) запасы местных водоемов были существенны. Даже ребенку наловить плотвы или подлещиков для кота или ухи не было проблем. Что касается большой ловли, то, как рассказывал потомственный рыбак Новиков, всю жизнь проработавший в рыбных артелях, в старое время добыча рыбы сосредоточивалась в Перерве. Особенно котировались вышневолоцкие лещ, судак, щука (щука, выловленная здесь, отправлялась к императорскому столу – ссылаюсь на Гиляровского, Засонова, Пызина). Рыба помещалась в большие огороженные садки на мелководье и вылавливалась оттуда по мере надобности, отправлялась в деревянных бочках – либо в воде, разбавленной коньяком, либо с ветошью, пропитанной коньяком и вставленной в жабры. Это богатство отправлялось на оптовые склады рыбных торговых домов, расположенных на Фонтанке от Аничкова дворца до Инженерного замка, где разгружалось в специальные баржи, служившие живорыбными садками. Не менее славился карась, выловленный в шитовских озерах, регулярно поставлявшийся Сталину.
Вот мы с моим одноклассником и другом Виктором Рябовым после окончания школы №3, с аттестатами в карманах, сидим в купе поезда, смотрим в окно вагона на пролетающие мимо натурные сюжеты и мчимся в Ленинград. Нет, нет, в страстно любимый и обожаемый Санкт-Петербург, в который я ездил каждое лето, жил там у родственников, исходил вдоль и поперек и хорошо его знаю. Теперь, с юношеским пылом и нетерпением, мы вырвались из вышневолоцкого детства, чтобы зажить новой питерской взрослой жизнью. Думали ли мы тогда, что всего лишь временно покидаем свой родной город? Едва ли. Но судьба распорядилась так, что мы оба вернулись. Виктор, чтобы умереть – я, чтобы прожить в Вышнем Волочке всю свою жизнь. Я так благодарен ему за его вечную отеческую любовь, согревающую меня и ныне. |
