1892 год для художника выдался тяжелым. В этот год вышел указ о выселении евреев из Москвы. Начались долгие хлопоты в обеих столицах за Левитана. Лишь к маю следующего года, благодаря связям петербургского художника-передвижника Павла Александровича Брюллова, племянника «великого» Карла, удалось добиться права для Левитана проживать вне пресловутой «черты оседлости».
Устав от всех этих треволнений, художник, возможно, вспомнил о совете Н.П. Панафидина и летом 1893 года вместе со своей постоянной спутницей С.П. Кувшинниковой оказался на берегу Островенского озера в имении Ушаковых. Семейство, состоящее из четырех человек: матери Екатерины Николаевны (71 год), двух ее дочерей незамужних Софьи Владимировны (46 лет, изображена на картине Моравова «Старый зал Островно»), Варвары Владимировны (44 года, Моравов «У окна. Портрет Ушаковой В.В.») и сына Николая Владимировича (36 лет), – весьма радушно приняло Левитана и Кувшинникову, предоставив им комнаты на втором этаже старого деревянного барского дома еще екатерининских времен, с видом на озеро.
Из воспоминаний Агафьи Ниловны Семеновой, 1903 года рождения (записано в Островно 12 июня 1992 года):
«...Усадьба Ушаковых, пожалуй, самая большая была из всех близлежащих. Дом-то огромный, старый, строился еще тогда, когда владельцы очень богатыми, видать, были. Последние уже того лоску не имели. Две сестры – Варвара и Софья Владимировны – и управляли всем имением. Варвара чуть постарше была и посуховатее, она больше хозяйством в усадьбе и ведала.
А Софья более полная и характером мягкая, она больше по дому хозяйничала. Да где ж с таким домом им было управиться? С ними брат их жил Николай Владимирович. Он был большой любитель выпить, за это принужден был оставить военную службу в Петербурге и поселиться у сестер. Сначала жил с ними вместе в отцовском доме, но, получив свою долю наследства, он доронинским крестьянам по пьяному делу ее и профинтил, промотал землицу-то свою.
Сестры вынуждены были принять решительные меры: ему ни земли, ни денег больше не давали, а самого поселили во флигеле усадьбы. Вообще, он был добродушный малый, заботливый, гостеприимный. Да они и все-то были хлебосольные, у них часто гостили родственники ближние и дальние, друзья, знакомые и вообще не поймешь кто...
Дом их, как сейчас помню, стоял на холме, большой очень, деревянный, двухэтажный. Посреди дома высокий зал в два этажа с балкончиками, там раньше с них крепостные певчие пели и оркестр играл на обедах да балах. Дом был настолько большой и с множеством комнат, что я, будучи еще девочкой, там даже заблудилась однажды.
Из дома на улицу выходили две веранды: одна в сторону озера, другая в сторону леса. Вокруг дома было множество кустов сирени (! – В. Л.) и вообще обилие всяких других цветов, которые, поочередно цветя, придавали усадьбе с весны до осени очень красивый вид. (Дом Ушаковых изображен на картине И.И. Левитана «Весна. Белая сирень», К. Коровина «К весне», А. Моравова «Старый зал. Островно», Н. Богданова-Бельского «Новые хозяева», В. Бялыницкого-Бируля «Дом с клумбой перед ним». – В.Л.)
На погосте у нас (старое кладбище в Островно. – В.Л.) деревянная церковь стояла, внешне ничем не примечательная была, но внутри чудо как хороша была. И неудивительно, художники, работавшие здесь, старались каждый внести лепту свою в храм Божий, украшали его. Как иконы были написаны! Особенно хороша была «Скорбящая», и стены ими же были расписаны. Церковь погибла в 1940 году, в июле, во время грозы – от удара молнии. Разом загорелась, вспыхнула как свеча, и ничего сделать не смогли, дотла сгорела...»
Из воспоминаний потомственного учителя Островно Николая Николаевича Зольникова (записано в Островно в июне 1971 года):
«...О Левитане говорю со слов отца, учительствовавшего всю жизнь в школе, построенной Ушаковыми. Самой колоритной фигурой среди Ушаковых был Николай Владимирович. Он карьеру начал прапорщиком Измайловского полка в Петербурге, но за любовь к вину офицерское собрание полка предложило ему добровольно уйти в отставку. В отличие от сестер он был, как говорят, непутевый. По характеру добродушный, мягкий, покладистый, «большой ребенок», но большой любитель выпить. Он ведь всю свою долю наследства прокутил. Если Чехова читали, то Сорин в «Чайке» и Гаев в «Вишневом саде» – это и есть наш Николай Владимирович. У Антона Павловича, хоть и недолго он здесь был, глаз был острый...
Вот сюда-то и приехал в начале лета Исаак Ильич Левитан с Софьей Петровной Кувшинниковой. По весне к Ушаковым вообще съезжались родственники и знакомые. За художником ухаживал буквально весь дом: следили за ним, как за малым дитем; если он работал, то ходили на цыпочках и говорили шепотом. Исаак Ильич много здесь рисовал, как будто изголодался у себя в Москве по краскам. Много гулял, то один, то на пару с Кувшинниковой, то компанией. Особенно он любил тихие, спокойные вечера. Или же вместе с отцом и Николаем Владимировичем и со своей собакой Вестой отправлялись на охоту за птицей (охотник, по словам отца, он был «не весть какой»).
К ужину всё общество собиралось на половине Левитана или, если вечер хороший, то на веранде. Пили чай из самовара, ели ягоды садовые и лесные, сам Исаак Ильич ужасно любил малину и поедал ее в неимоверных количествах, заставляя женщин переживать за его желудок и безумно хохотать при этом Ушакова. Делились впечатлениями за день, вспоминали забавные истории, играли в горелки. Наозорничавшись вволю, садились близ веранды, распахивали окна залы и слушали игру на фортепиано. Отец часто говорил, что Софья Петровна была блистательной пианисткой, своею игрой доводившая слушателей до потрясения. Часто она играла и днем по просьбе Левитана, особенно когда он неистово работал над своими полотнами. Исполняемые ею Григ, Шопен, Бетховен, Шуман приводили всех в полнейший восторг, а после игры, немного успокоившись, пели песни и романсы. Иногда приезжали жившие неподалеку Давыдовы (актер Александринского театра в Москве). Николай Владимирович, хорошо певший и обладавший очень красивым баритоном, присоединялся к ним и устраивал небольшой концерт. Иногда ездили верхом на лошадях или катались на лодках по озеру.
Однажды верхом на лошадях отправились Левитан с Кувшинниковой по старой дороге от Доронино к Гарусову, к Аракчеевым наведаться (не знаю, уж и найдете ли вы сейчас эту дорогу, обращаясь к нам, говорил Зольников. – В.Л.), и приехал оттуда Исаак Ильич потрясенный увиденным. А потом и исчез на несколько дней – писать этюды у Аракчеевых, а вернувшись, засел за работу, высмотрев сюжет своей картины «Над вечным покоем». Долго он над ним корпел потом, то так, то этак примеряясь.
Потом (июль 1894 года) приехала в соседнее имение Горка Турчанинова Анна Николаевна с дочерьми да и переманила к себе Левитана. Софья Петровна сначала было пыталась его удержать, но потом уехала в Москву к мужу (Кувшинников Дмитрий Павлович, врач судебно-медицинской части г. Москвы. – В.Л.), и Левитан перебрался в Горку.
Семейство Турчаниновых, конечно же, состоятельнее Ушаковых и Кувшинниковых было, муж-то Анны Николаевны сенатором был, петербургским градоначальником. Да и жили в Петербурге, за границей часто бывали, лоск столичный как-то бросался в глаза. Как Левитан в Горку перебрался, так хозяйка ему из бывшей бани мастерскую для работы устроила – на ручье, при впадении его в озеро. Само место, хоть и небольшое было, но хорошо ухоженное, с модной мебелью, с площадками под крикет и теннис, с большой библиотекой...
А на бревнах у дома Ушаковых еще долго бережно хранились их владельцами следы от масляных красок Левитана».
Итак, с июня по конец декабря 1893 года пробыл Левитан в гостеприимном доме Ушаковых в Островно, увозя в Москву множество картин и самое великое свое полотно «Над вечным покоем», ставшее одной из вершин не только русской национальной школы, но и мировой. В ней чувствуется созвучность не только с былинной напевностью Первой симфонии В. Калинникова или Второго концерта С. Рахманинова, но полифония Баха. В ней извечность и противостояние идей Платона о величии Духа в лице природы и суетности, бренности человеческих страстей и желаний. |
