|
Ко времени вступления Осипа Ивановича в должность все улучшение водного потока в Вышневолоцкой водной системе сводилось к регулированию уровня воды в Заводском водохранилище. Накопленная вода употреблялась для питания и Тверцы, и Цны. Выпущенная из плотины через каменный шлюз вода устремлялась к плесу в центре города и впускалась то в исток Тверцы, то в нижнее течение Цны. Но плотина удерживала небольшой подпор воды, так что даже в 1800 году, через 81 год после передачи Вышневолоцкой водной системы на откуп М.И. Сердюкову, подпор составлял 2 аршина 15 вершков. Увеличить его никто не отваживался из-за неблагонадежности плотины, хотя и построена она была с гранитными устоями и быками совсем недавно. Боялись прорыва воды. И всё-таки обстоятельства заставляли смелеть. В 1802 году подпор подняли на 1/2 вершка, генерал Герард отважился довести высоту воды до 3 аршин 10 вершков, а деятельный Баженов добавил еще 4 вершка. Можно бы и больше, но сверху говорили: «Поднимай, Федор Васильевич, уровень. Только уж ответственность бери на себя. Письменного распоряжения не изволим». Корицкий исходил окрестности Вышнего Волочка вдоль и поперек, хотя ему хватило одного весеннего паводка, чтобы сделать вывод о беспомощности для водной системы небольших рек и озер, питающих Тверцу и Цну. А в водохранилище весною Цна и Шлина настолько повышали уровень воды, что приходилось открывать плотину, и опустошительный поток устремлялся в нижнюю Цну и Тверцу, срывая мосты, размывая бечевники, и невозможно было обуздать эту стихию, использовать для судоходства.
Идея увеличения подпора воды, расширения Заводского водохранилища лежала на поверхности, но считалась неразрешимой из-за огромных расходов на строительство новой плотины. Пугало сие многих, но не Корицкого. Став директором, Осип Иванович развернул карты полковника Манфреди, сделавшего подробные съемки котловины, в которой лежало Заводское водохранилище. Рассмотрел он и предполагавшиеся ранее проекты.
В 1786 году императрица Екатерина II после поездки в Вышний Волочек конфирмовала устройство дамбы из кирпича и гранита с двумя стоками для воды, одним бейшлотом для пропуска плотов и руслом для пильной мельницы. Генерал Де-Витте предлагал строить деревянную плотину, также с бейшлотом и с одним протоком для излишней воды. И, наконец, план плотины без всякого отверстия, кроме русла для пильной мельницы.
Все эти проекты Осип Иванович добросовестно изложил в записке от 27 сентября 1824 года об усовершенствовании Заводского водохранилища, которым предполагалось поднять воду вместо 3 аршин 14 вершков сразу до 6 аршин. Почти в два раза! Проект, на составление которого не любящий бумаги Корицкий потратил-таки время, долго ходил по инстанциям и был утвержден через 5 месяцев 20 февраля 1825 года герцогом Александром Вюртембергским.
В первой части своей записки Корицкий дает подробный анализ ситуации. Очень обстоятельный, и нам он весьма интересен, потому пройдемся, не спеша, по пунктам.
1. «Весенние воды в реках Цне, Шлине и Гранишне, – пишет Корицкий, – нередко бывают так велики, что останавливают ход судов по Мсте и в особенности чрез Боровицкие пороги; то же иногда и во время лета случаются такие паводки, что излишней воде нужно давать свободное течение, не обращая оной в пользу судоходства, ибо нельзя ее задерживать при заводском водохранилище более того количества, какое назначено».
В засушливые же годы, пишет дальше Осип Иванович, воды недостаточно для провода необходимого числа судов. И в 1808, 1809 годах вынужденно зимовали суда, везшие товары в Петербург. В 1817 году зазимовало более 1500 судов, «в коих столица и коммерция имели крайнюю нужду». Заканчивает абзац Корицкий темпераментной фразой: «...тогда казна и частные люди понесли такие убытки, коих сложенная сумма достаточна была бы на приведение Вышневолоцкой системы в лучшее против нынешнего устройство».
2. «Находящиеся выше оного озера (Заводского водохранилища. – 3.Т.) Городолюбское и Ключинское, – сообщает в этом пункте Осип Иванович, – каналы между оными и река Цна весьма удобны к задержанию... большого количества воды, ибо имеют берега низменные и к ним прилегают обширные болота, покрытые кустарником». К этому Корицкий приложил таблицу, где указано, сколько воды можно задержать при шестиаршинном подъеме воды.
Одним прибыль – другим убытки, а то и полное разорение. С бедой всегда боролись. Во-первых, были так называемые «просбенные лоцманы», которые за хорошие деньги проводили барки без потерь. Во-вторых, до приезда Корицкого на крутые повороты Мсты в опасных местах стояли прочно сбитые из бревен плоты, смягчавшие удары. И, наконец, в-третьих, пытались спасти барки, бросая на них канаты с берега, держась за которые, пытались оттянуть от опасного места.
Принцип смягчения ударов о берег был использован и Корицким. Он устроил упругие заплыви – обитые досками пружины. Вот как описывает А.И. Штукенберг впечатление от действия заплывей:
«Вот огромная барка, с грузом в 6000 пудов, несется на заплыв: при столкновении кажется, и она, и заплыви должны разлететься вдребезги; ничуть не бывало: барка коснулась этого прибора, произошел легкий нажим, заплыви скрипнули и подались, как человек с уступчивым в нужную минуту характером. Вот снова они выпрямились, оттолкнули барку к фарватеру, которая не испытав повреждения, стрелою полетела в дальнейший путь свой. Польза двойная: смягчен удар, и барка на всем ходу сделала угол, соответствующий кривизне изгиба реки».
Упругие заплыви приживались на Мсте постепенно. Проект Корицкого подан генералу Базену 11 июля 1822 года. Тот повертел бумагу, подивившись сметке инженера, но очень захотел внести и свою лепту в изобретение, предложив вместо железных пружин доски-амортизаторы. Но те разлетелись при первом же испытании. Генерал повелел Корицкому для пробы обезопасить упругими заплывями самый грозный порог в Толче.
Первые 126 сажен заплывей встретили караван барок 9 июня 1823 года и были частью поломаны. Скорее всего, не выдержали два прясла, спроектированные Базеном. Всего же было 11 прясел. 23 октября того же года выделены 15 тысяч рублей на продолжение работ.
Прежде чем выдать эту сумму, Корицкого упрекнули в перерасходовании 71 рубля при устройстве пробной заплыви. Возможно, Осип Иванович не составил, по своей всегдашней привычке, бумажку о расходовании ничтожной суммы. Генерал Баженов немало сделал выговоров и предписаний за непредставление рабочих отчетов, на что Корицкий иронизировал в кругу друзей примерно так: «Делаю выгоды на тысячи, а отчитываться требуют на копейку».
В 1824 году Корицкий уже управляющий директор Вышневолоцкого отделения путей сообщения и работает по устройству упругих заплывей. Штабс-капитан Бекау и слесарный мастер Андреев под его руководством строят заплыви. Из Вышнего Волочка их отправляют к порогу Толче, устанавливают и... делают поправки, иногда значительные.
Первое прясло заплывей, к примеру, на Толче хорошо выдержало испытание двумя осенними караванами, но весной, при большой скорости течения, барки ударялись не о всю заплывь, а об один ее конец. Да пружины оказались такими слабыми, что их изломало.
Корицкий, конечно же, скорректировал свое изобретение и, увеличив размер пружин, удлинив заплыви и уширив брус, о который ударялись барки, устроил их полное благополучное действие в следующем году.
Казалось бы, всё испытано и можно расширять применение новшества. Но не тут-то было. Какой-то инженер посрамил идею генерала! Надо обсудить и внести замечания. Собирается Совет путей сообщения и пытается наставить Корицкого, как тесать бревна, как их укладывать, какого они должны быть размера. Не забыл генерал Базен и про свою идею применять дерево и канаты вместо железных пружин.
Корицкий так подробно и убедительно ответил на эти замечания, в пух и прах разбил генеральскую идею применения дерева и канатов, что в Совете махнули рукой и предоставили инженеру карт-бланш.
И вот упругие заплыви появляются на порогах Лестница, Печник, Выпь и других. Конечно же, не забыл Корицкий и опасные места у мстинского каменного шлюза. Строить-то строил, но по всегдашней привычке забывал представлять кондиции и отчеты. Впрочем, делу это не вредило.
Враг всяких отчетов, отписок и бумажных реляций, Корицкий вроде бы должен быть расточительным, небережливым. В обычной жизни, возможно, так и было, но только не на службе. Тому пример. До 1822 года во время прохождения судов все сооружения системы были открыты настежь. В сильный ветер, туман, ночью или при крушении барок – этот случай у лоцманов назывался «враг загораживает фарватер» – движение каравана останавливалось, а вода привычно вытекала из водоемов.
Осип Иванович рассчитал время, расход в этом случае воды и распорядился запирать сооружения Мсты, на Увери и Березае на ночь или при остановке хода судов. Вода во Мсте спадала на пол-аршина и более, но убыль ее ощущалась только к вечеру, когда последняя барка минула последние пороги, а вернее Потерпелицкую пристань. Зато к утру спуск воды усиливался, и река наполнялась насколько нужно. И если раньше барки весною ходили с осадкой не более 10 вершков, то теперь могли иметь ватерлинии 14, а летом – 12 вершков.
Еще одно новшество Корицкий внедрил у Цнинского шлюза. Здесь, как мы помним, он уже умерил сброс барок, и они утыкались в берег. Но был за полушлюзом омут, в края которого иногда врезались носом барки.
Вышестоящее начальство на бумаге быстро решило сей вопрос и предписало Корицкому забить вокруг омута сваи, нарубить на них насадки и заполнить пространство камнями. Корицкий не был бы Корицким, если бы бросился выполнять генеральский указ. Осмотрел он омут и пришел к выводу, что камни, накопившиеся от предыдущих работ, грунт, какие-то сваи, забитые прежде, не позволят справиться с задачей. Предложил же построить ряжевый ящик по форме омута, заполнить его фашиною и камнями, да и погрузить в омут.
Проект и смета на ящик были представлены 25 сентября 1820 года. Потом Корицкий уточнил смету, так как из омута надо выдергивать старые сваи, а это тоже стоит денег. Наконец 14 февраля 1821 года главный директор Путей сообщения генерал Бетанкур утвердил расходы и приказал окончить работы к началу судоходства.
Задача поставлена, да, видно, чиновники не очень спешили с выделением денег. Корицкий в своем рапорте от 8 марта 1821 года генерал-майору Базену корит за задержку денег и что принужден прибегнуть к частному займу.
Ряжевый ящик из бревен с простенками был соотнесен гранями с одной стороны с изгибами омута, а с другой имел прямую поверхность и пол. Форма ящика выглядела безобразной, чем сильно удивляла зевак, но, когда его подвезли к омуту, начали загружать камнями, да он перековырнулся и исчез в омуте, совершенно заполнив котлован, в толпе ахнули: так точно совпали очертания омута и грани ящика. Некоторые крестились и шептали друг другу:
– Знать с водяным спознался, тот и уступил ему. Иначе б разве мог так ловко ящик опустить.
Корицкого поздравляли городские чиновники, а он им подсовывал своего помощника штабс-капитана Бекау, способствовавшего успеху предприятия. Потом, когда Базен представил Корицкого к награде, тот в свою очередь предложил наградить и Бекау – орденом Анны 3-й степени.
Девиз Суворова «быстрота и натиск» больше всего соответствует решениям, которые принимал наш неординарный инженер. В 1821 году 18 апреля прорвало дамбу у Мстинского шлюза. Прибыв на место, Корицкий велит подвести к месту прорыва пустую барку и с одного борта нагружать ее камнями. Барка затонула, и ее прижало к отверстию в дамбе. Но это не помогло – промоина увеличивалась и достигла 20 саженей в ширину и до 4 аршин в глубину. Тогда позади барки по его приказу забили сплошной ряд досок и насыпали земли. Промоина перестала увеличиваться, и ее легко заделали.
Везде, где бывал Корицкий, глаз его подмечал неувязки, а мозг начинал работать над тем, как улучшить, реконструировать. В Прутне он не только переустроил шлюз, что позволило проводить в сутки 136 судов вместо 60, но и укрепил берега, устроил бечевник, по которому вместо 50 – 70 лошадей стали использовать две-три лошади, и они справлялись с работой.
Можно бы называть еще и еще проекты, идеи Корицкого, осуществленные другими, но и сказанного, наверное, достаточно для того, чтобы понять, насколько талантливым, неординарным был этот человек. Относясь ко всему с легкой иронией, усмешкой, Корицкий не робел перед сильными мира сего, со всеми был на равной ноге. Однажды герцог Вюртембергский, бывший главноуправляющий Путей сообщения, поинтересовался у Корицкого, как он думает сделать разборчатую часть плотины на Волге, выше устья Тверцы, проект которой Корицкий высказывал многим. Не становясь во фрунт, Корицкий, сидя, покачал коленом правой ноги: «А вот так – на шарнирах».
Вот таким был в своих делах Осип Иванович Корицкий. И дополним его человеческий образ несколькими штрихами. Уже в который раз упомянув, что наш герой не любил бумаг, отдадим должное секретарям Корицкого Москвину и Муравьеву. Это они умели изложить пером мысли и слова, высказанные Осипом Ивановичем на ходу. И в донесениях Корицкого о неблагонадежности какого-либо сооружения слышится такая боль, будто он просит лекарство самому себе.
Вставал Корицкий в 4 часа утра и долго молился, стоя на коленях на стуле перед окном, своему католическому богу. Посты соблюдал очень строго и чтил католических патеров. Окончив молитву, в халате, подпоясанном галстуком, он надевал очки и принимался за модели. За этим занятием он проводил целые часы, насвистывая и то вскидывая на лоб очки, то опуская их на нос.
Если не было Корицкого утром, значит, он разъезжал по работам и только вечером появлялся дома, внося оживление в круг гостей, а их всегда было полным-полно. Всяк прибывший считал своим долгом ему представиться. Особенно любил Осип Иванович общаться с молодыми инженерами. Во время прохождения караванов Корицкий, как управляющий Вышневолоцким отделением водной системы, был первым лицом, а город кишел проезжающими. Вечерами, в кругу гостей, Корицкий развлекался картами. В кругу дам он пускал такие шуточки, что краснели и мужчины. Это, однако, как пишет А.И. Штукенберг, не противоречило тогдашней вышневолоцкой жизни.
С годами веселость характера Корицкого поуменьшилась. Нагрузка на службе всё увеличивалась, ведь на Руси кто везет, на того и валят. Семейство не только подрастало, но и увеличивалось. Модели хоть и делал, но не с такой радостью, предвидя, что новый проект если и будет принят, то перетолкован вдоль и поперек. Завистники таланта поговаривали, что за Корицкого трудятся другие. Всё это, конечно же, расстраивало здоровье Осипа Ивановича, а усугубило его одно происшествие.
Однажды он отправился на объект в легких дрожках, запряженных тройкой бойких лошадей. Неожиданно лошади, напуганные чем-то, понесли, и Корицкий соскочил с дрожек и при своем довольно тучном телосложении ударился левым боком. Боль усиливалась, и Корицкий приехал в Петербург, где его свояк И.X. Штукенберг пригласил лучших докторов. Они установили, что у Осипа Ивановича что-то вроде затвердения в селезенке, и, без сил что-либо сделать, посоветовали ехать на воды в Торопец.
Вернувшись в Вышний Волочек, Корицкий пребывал в сильных страданиях, но решился ехать на воды, приурочив к этому осмотр верховьев реки Западной Двины в пределах Тверской губернии. Проезжая село Андреаполь, принадлежащее Кушелеву, Осип Иванович почувствовал приступ и скончался на руках жены 3 августа 1829 года.
Похоронен был Осип Иванович Корицкий на вышневолоцком кладбище Горка, и было ему от роду 50 лет. Всего лишь. Но всё, что сделано им на Вышневолоцкой водной системе, ставит его в один ряд с прославленными инженерами России.
По уму, неординарности таланта я бы, право, поставил О.И. Корицкого выше М.И. Сердюкова. Впрочем, неблагодарное дело сравнивать: каждый был личностью в свое время. |
