Начало 1950-х – послевоенное, тяжёлое время. В школу я тогда еще не ходил, точно. Несколько раз в нашу деревню приезжал на лошади, запряжённой в телегу, уже пожилой бородатый мужик. Останавливался он обычно под старой липой у Лябиной избы. Собирал тряпки, бумагу, кости, и может быть, что-то еще, но я запомнил только это. Самое главное, что за все эти совершенно ненужные вещи можно было получить не деньги, а вещь несравненно более ценную – свистульку. Самую взаправдашнюю, сделанную не из кусочка молодой ивы, а из настоящей глины. Искусством изготовления ивовых свистулек владели из деревенской ребятни почти все – делались они быстро, только вот через пару дней, при высыхании теряли все свои «свистельные» свойства. Глиняные же свистульки, вылепленные в виде ярко раскрашенной птички, свистели, в отличие от деревянных, долго-долго.
Бородатый мужичок предлагал на обмен и другие вещи: платочки, бусы, нитки, иголки и прочую мелочевку, так необходимую в любом крестьянском хозяйстве и которая напрочь отсутствовала в магазине у безногого дяди Гриши. Около телеги почти сразу же собиралась вся свободная от работы ребятня. Большинство, конечно, в качестве зрителей, так как тряпки и бумага в те времена в деревне практически отсутствовали. Любая бумага стоила денег, и единственное, что могло быть дома, – так это школьные тетрадки да редкие газеты, большая часть которых использовалась мужиками на самокрутки. А что касается тряпок, то у большинства детского населения деревни скудная летняя одежонка, состоящая из штанов с лямкой через плечо да рубахи, и являла собой, с сегодняшней точки зрения, стопроцентное тряпьё. Другой у большинства из нас просто не имелось. Но ради свистульки мы, не раздумывая, заложили бы и единственные штаны... вместе с рубахой. Если бы, конечно, не взрослые, понятия которых категорически расходились с нашими. Мы в глубине души, конечно, понимали, что нитки и иголки – вещь в доме тоже нужная, но согласиться на то, чтобы ради них лишаться свистульки-птички, всё же не могли.
Мой дед Павел всю жизнь шил шубы, штаны, шапки, а отец считался в округе неплохим сапожником. Ниток и иголок им требовалось больше, чем всей остальной деревне, и естественно, что наибольшие шансы стать обладателями заветной глиняной птички имели я и мой двоюродный брат Витька. Когда после долгих треволнений мы наконец получали вожделенную вещь, то на целый день, а то и больше становились «королями паркета». Никто из нас в то время, конечно, и не подозревал, что подобную ситуацию гениально описал Марк Твен. И хоть происходили события, описываемые им, в далёкой Америке, но мальчишки – везде мальчишки.
Первая свистулька прожила совсем недолго: карманы у наших штанов и рубах отсутствовали напрочь. Кроме свистения всегда хватало и других, не менее важных дел. Ни в прятки, ни в лунки, ни в другую какую игру с заткнутым свистулькой ртом играть не будешь, а потом разве вспомнишь за беспрерывной круговертью неотложных мальчишеских забот, куда положил бесценную вещь! В первый момент осознание потери просто потрясало. Следовали длительные и энергичные поиски, в которых активное участие принимало всё население деревни, кроме взрослых, конечно. Но, как правило, они оканчивались ничем.
Уже будучи взрослым, помогая отцу разбирать старый сенной сарай, на полу в слое мусора, я наткнулся на потерянную когда-то глиняную свистульку. Краска с нее облупилась, отломился кусочек головки, но свистела она по-прежнему звонко.
Как в детстве...