Весь 1687 год, как и в предыдущие, продолжаются угоны лошадей и скота. Посол Головин, в ответ на обвинение посланца тайши, что русские в 1687 году отогнали 160 лошадей, говорит о том, что монголами угнано с 1000 лошадей и множество скота.10
В начале 1688 года (середина сентября) русское посольство Ф.А. Головина вместе с полком в 1400 человек прибывает в Удинский острог (3. С. 42). Но набеги на русские остроги не ослабевают, а становятся еще более частыми – только за первые полтора месяца нового года «из под Удинского острогу, из-за Уды и Селенги по обеим сторонам рек мунгальские воровские люди отогнали 163 лошади, 4 верблюда, 50 скотин рогатых» (1. С. 200). Казаки отвечают...11
«В октябре 1688 г. Ф.А. Головин отправился в Селенгинск, где почти всю зиму вел переговоры с монгольскими посланниками о возвращении угнанного скота и других инцидентах» (1. С. 200). Русский посол, согласно полученной «инструкции», пытается всё урегулировать мирным путем. Поначалу ему это вроде бы удается – «мунгалы» даже возвращают часть похищенного.12 Однако это затишье оказалось кратковременным. Узнав, что полк, приданный Головину, остался в Удинске, монголы, подстрекаемые маньчжурами, вновь начинают провокации вокруг Селенгинского острога.13 Вскоре они перерастают в прямые военные столкновения.14 В результате русский посол оказался в Селенгинском остроге в осаде. Немногочисленный гарнизон острога под командованием опального гетмана Д.И. Многогрешного почти два месяца выдерживал противостояние с многократно превосходящими силами – около 5000 «мунгальских» воинов Тушету-хана против 294 казаков. И наконец «марта в 24 день» подошедшие из Удинска полки сняли осаду Селенгинска.15
В августе 1688 г. Ф.А. Головин выехал в Нерчинск, но, узнав о нападении цинского отряда на Албазин, вернулся в Удинск. Преданный послу полк предпринимает поход против «мунгал», кочевавших вверх по Селенге и одерживает победу В результате ряд монгольских тайшей, улусы которых находились в этом районе, решили вступить в русское подданство.16
Летом 1689 года русское посольство направилось в Нерчинск, куда прибыло 9 августа. 12 августа открываются переговоры с посланниками цинского правительства, во главе с крупным придворным чиновником Сингату. Проходили они для русской стороны в сложнейших условиях, под прямым военным нажимом: маньчжуры отправили к Нерчинску более 5000 ратных людей с пушками на 120 речных судах (1. С. 466). 29 августа Нерчинский договор был подписан, но им устанавливалась только граница по Амуру. А граница по Селенге между Российской империей и Северной Монголией (Халха) так и осталась не определенной и на местности не устанавливалась (1. С. 812). Окончательно договориться о разделе территории Южного Забайкалья удалось только через 38 лет московскому посольству во главе с легендарным русским дипломатом графом Саввой Владиславичем Рагузинским. Подписание Буринского трактата состоялось в 1727 году. Вновь установленная граница разделила долину реки Селенги на монгольскую и российскую части почти пополам.
Этот факт отнюдь не способствовал установлению мира и спокойствия в этом районе, и временное затишье, наступившее на период переговоров, вновь сменилось суровыми буднями: стычками, провокациями, переходами одних тайшей в подданство великим государям, а других, наоборот, в «мунгальскую» землю.
И сразу же, как это уже неоднократно случалось, начались массовые грабежи и угоны скота и лошадей на селенгинском пограничье, а «мунгальские» тайши вновь стали уходить в подданство к богдыхану17.
Заканчивая первую часть первой главы, хочу напомнить о том, как шла колонизация Сибири русскими. Отряды первопроходцев состояли, как правило, из «лихих» людей, которые шли в дальние земли за ясаком, за мягкой рухлядью, как называли в то время меха. Многие русские историки (С.М. Соловьев, Н. Оглоблин, А.И. Кытманов) приводят немало случаев откровенного варварства над местным населением: тунгусами, мунгалами, как рядовых казаков, так и людей, облеченных властью – приказных и воевод. Надо понимать, что основная масса таких преступлений осталась неизвестной. Официально убийства «ясашных людей» и работорговля запрещались, особенно в тех местностях, которые уже считались под царскою рукою. А там, где местные оказывали сопротивление, чинили над ними промысел. Как выглядел этот промысел, видно из официального доношения, адресованного послу Головину: «Ноября в 3 день 197 (1689. – Е.С.) года Д. Многогрешный и сын ево Петр, а с ними служилых людей 80 человек... за рекою Селенгою, за озерами подсмотрели мунгальских людей 22 юрты... и де они те юрты били, и тех мунгальских людей на том бою побили 30 человек, а жен их и детей и конный табун и рогатой скот и юрты побрали и привезли в Селенгинск» (1. С. 363). То есть убивали всех взрослых мужчин, а женщины, дети, имущество и скот становились воинской добычей.
Понятно, что и монгольские ханы вели между собой постоянные кровопролитные войны и действовали по отношению друг к другу, возможно, еще жестче и страшнее. Понятно, что гибло немало и русских. Правда и то, что у каждого времени свои законы, своя правда, свои реалии, но мы все должны знать и помнить историю покорения Сибири, чтобы сегодня не скатываться к варварству и дикости. Приведу сказанные по этому поводу слова моего доброго бурятского знакомого Николая Дабаевича Бадмаринчинова: «Шла колонизация, у русских был пассионарный подъём... Но было бы неправильным умалчивать о значительных потерях, которые при этом понесли наши предки, как бы они в тот период ни назывались – «буряты» или «мунгалы». Нынешние русские, конечно, не в ответе за это. Это было. Но... что было, то прошло. Помнить об этом надо, но не раззуживать. С тех самых пор не было надёжней пограничной охраны на востоке России, чем бурятские казаки, вплоть до 1917 года. Защищали плечом к плечу с русскими Севастополь в Крымской войне, брали Шипку... А потом Великая Отечественная... Общая кровь за Родину покрыла ту первую, страшную, а потом сплотила»23

* * *

Начиная вторую часть первой главы, хочу повторить, что найти прямое упоминание о пленении Бароно в документах 1690-1691 гг. вряд ли возможно. «Статейный список Головина», о котором уже говорилось, крайне редко называет по именам рядовых монголов, а чтобы по имени называли подростка – таких фактов мне вообще неизвестно. А это значит, что установить место рождения «Бароно сына Имегенова», точнее ареал кочевок его семьи, можно только по косвенным данным.
В своей статье, о которой уже упоминалось, Э.В. Демин (4. С. 145182) пытается убедить читателя, что Бароно Имегенов родился не в Южном Забайкалье, в районе Селенгинска, а в глубине территории современной Монголии – там, где в Булганском аймаке в 200 километрах от границы с Россией находится селение Сэлэнгэ. Именно убедить, а не обосновать, ибо никаких доказательств своей версии автор не приводит. И не было бы смысла заострять на этой статье внимание, если бы не тот факт, что это, как я уже говорил, единственная, известная мне публикация о монгольском периоде жизни Бароно Имегенова.
Вначале о том, что со дня рождения М.И. Сердюкова и до заключения его в синодскую тюрьму в 1723 году дважды (!) менялась система годосчисления. До пленения – лунный монгольский календарь с 12-летним циклом, начало года в котором праздновали в феврале; затем с 13 до 22 лет – по русскому летосчислению, где новый год начинался 1 сентября, а счет годов велся от сотворения мира; и третий, когда в 1700 году Петр I повелел перейти на европейский календарь и Новый год стали праздновать 1 января. Вряд ли это способствовало точному определению Михаилом Ивановичем дат и событий прошлого. Добавим к этому, что «в добуддийский период истории Монголии месяц рождения не имел значения, ибо ежегодно в день празднования Нового года добавлялся очередной год к возрасту каждого человека» (5. С. 48).
В своей статье о М.И. Сердюкове У. Демин неоднократно подчеркивает: «...о дороссийской жизни... Бароно (М.И. Сердюкова) нет ничего более достоверного чем то, что он сам под присягой сказал о себе...» (4. С. 161, 162, 172). Действительно, это единственный источник о дороссийском периоде жизни Сердюкова. А вот по поводу категоричного «нет ничего более достоверного» необходимо заметить, что Сердюков, отвечая на вопросы в Синоде, не всегда давал точные ответы. Если проанализировать его ответы на первые 7 вопросов, то выяснится, что в них три неточности: в ответе на первый вопрос: «лет с тридцать или больши»; на третий: «Петр, да Яков Самойловы» (на самом же деле полонили его Многогрешные, гетман же Самойлович отбывал ссылку в Енисейске, где и умер в 1690 году, и в Селенгинске никогда не был); и на четвертый: получил то крещение при церкви Николая Чудотворца, которая у гостиного двора (такого храма в Енисейске в конце 17 века вообще не существовало, только придел в одной из церквей: комплекс Гостиного двора с пятиглавой церковью Введения располагался между Богоявленским собором и Воскресенской церковью. (6. Гл. Енисейск в XVII в.). И пять раз он не помнит имен и отчеств людей, которые сыграли в его судьбе немалую роль: в ответе на четвертый вопрос – «крещен... священником, которому имени и отчества не помятует, восприемниками были... да тамошнего посадского человека, мясника, которого имени и отчества не помнит, жена Февронья, которой отчество запамятовал», и на седьмой – «повенчан... священником, которому имени сказать не помятует, дочь ево Акилина крещена... священником, о котором того сказать не помятует» (7. С. 109115). И как вывод: в ответах Сердюкова могут быть ошибки и неточности. Правда, большинство из них связаны с тем, что русские имена и отчества запоминались для монгола труднее, да и допрос велся уже через много лет после описываемых событий. Но все равно это нужно учитывать и относиться к ответам Сердюкова с известной долей осторожности, а не принимать их за истину в последней инстанции.
Что же касается ошибок в официальных документах тех лет, то они практически исключены, потому что писались «доношения», как правило, по свежим следам и со слов очевидцев. Очевидцы же давали показания «под потерянием живота», под страхом смертной казни, и, если обнаруживалась ошибка, дело могло одними плетьми и не обойтись – теряли и «животы». Таковы реалии того времени. Изменить мы их не властны, а вот знать законы, правила, нравы, обычаи – одним словом, реалии исследуемого периода и учитывать их в своих оценках и выводах просто обязаны. Поэтому я категорически не согласен с «открытием» Эдуарда Викторовича, что «13-летний Бароно вполне мог быть назван не «малым подростком», а скорее... «мужиком»» (4. С. 176). Я изучил и проанализировал два тома «русско-китайских отношений в XVII веке» и убедился в том, что подобной ошибки быть просто не могло, ни случайной, ни преднамеренной. Нужно помнить, что очень уж различны были в ту пору судьбы у взятого в плен взрослого и ребенка. Языков брали, чтобы получить сведения, и точность полученных сведений проверяли самым обычным и надежным для того времени способом – пыткой18. В живых после пытки пленных оставляли не всегда. А вот подростки и женщины являлись военной добычей. Они становились собственностью, вещью, рабами или крепостными того казака, которому доставались. Их продавали, как Бароно Имегенова, или завещали в монастырь, как Васку Борисова19.