Мы продолжаем публикацию старинных материалов о гениальном гидротехнике-самоучке М.И. Сердюкове. Вновь о нем пишет человек, сам побывавший в наших местах в те времена, когда «живое предание о Сердюкове не совсем потускнело в Волочке». Нынешняя статья из журнала «Московитянин» за 1852 год чрезвычайно интересна тем, что ее автор И.Г. (его инициалы нам пока не удалось расшифровать) подробно описывает усадьбу Сердюкова середины XIX века, т. е. нынешний пос. Водохранилище. Также весьма любопытны некоторые утверждения, касающиеся семьи, родственников и его ближайших сотрудников.
«Были ли вы у нас на заводе?» – спросил меня недавний мой волочковский знакомый. – Нет, и не знаю, какой это завод. – «Побывайте, туда ездят многие любопытствовать». – Что ж там любопытного, по крайней мере, что на заводе выделывают? – «Ничего не выделывают, а просто одна вода».
Заводом жители Волочка называют (и гораздо яснее, если не справедливее) знаменитый шлюз и весь бассейн, то есть, все водохранилище, посредством коего суда из Тверцы переходят во Мсту. Несмотря на мелкий дождь и пронзительный осенний ветер, услужливый знакомый приказал срядить небольшую тележку в одну лошадь, и через час мы были уже на месте.
Прекрасно волновалось озеро, но точка зрения была самая невыгодная, шлюз, стиснутый боковыми дамбами, замыкал берега в самом узком месте: видна была небольшая часть озера, составляющего более 100 квадратных верст (107 квадратных верст, а за исключением островов, чистого зеркала воды 60 квадратных верст. – Примечание редакции журнала «Московитянин»)1.
«Можно войти вон в тот каменный дом», – сказал мой спутник, наскучив стоять под дождем и на ветру. – Хорошо бы было, – отвечал я, – если бы позволили взойти под самую крышу.
Инженерный офицер провел нас между стропилами к небольшому слуховому окну, обращенному на озеро, которое все ходило и качалось. При каждом порыве ветра белые, как снег, всплески волн катились от шлюза к противоположному берегу, как будто тысячи белых коней внезапно спустились в воду, и наперерыв спешат обогнать друг друга; при каждом порыве ветра туман редел, озеро светлело, приземистые берега выступали из воды.
«Не хотите ли взглянуть лучше на крышу»? – проговорил г. Рейнгард (имя офицера). – Что же тут лучшего, – подумал я. – «Она ведь со времен Петра Великого все та же, этот дом, построенный Сердюковым, и досель остается без переделок и поправок»2.
В самом деле, железная крыша не имела ни одного свища, ни одной проржавленной щели. Любопытно было осмотреть весь дом, и ласковый офицер предложил нам свои услуги. Повсюду видна была заботливость о прочности, по местам доходившая до излишеств, весь дом, крыльца, площадки и к ним ступеньки построены из кирпича, в ширину и длину вдвое более нынешнего; все, ставни, двери (инде (некоторые. – Прим. ред.) двойные) из толстого железа, на тяжелых петлях; железные пластины идут вдоль ступеней площадок и стягивают небольшие парапеты, которые и без того могли бы стоять. Комнаты, расположенные на две половины, не имеют ничего особенного, кроме двух зал, оклеенных деревом. В зале верхнего этажа – это стенное парке3 все из дуба. Рядом с этим залом узкая (в 2 аршина и 14 вершков)4 комната назначена была для ночлегов Государя Петра Великого. Для помещения кровати у окон, обращенных к востоку, и, следовательно, поперек внутрь зала, – что и досель остается в том же виде. Потому ли, что Петр I любил вставать с восходом солнца, и затем приказал поставить кровать на этом месте, или по другим причинам – это вполне неизвестно. Перед кроватью, равно и на окнах были занавесы из золотой тафты, повешенные кольцами на золоченых багетах. Это убранство сохранялось еще до настоящего живого поколения; но теперь ничего подобного нет. Пожалев от души об утратившемся, мы пустились потом в подвал и, пройдя три отделения, оштукатуренные, но без полов, наткнулись на кучу песку, за которой стояла лужа воды, где можно было ощупать трубу из цельного дерева, около 7 вершков в диаметре, проходящую, кажется, под все здание. На прощание г. Рейнгард дал нам заостренную палку и просил ею пощупать под стену. Мы втыкали ее в разных точках и разных направлениях – палка шла свободно в песок, ясно было, что весь дом построен был без всякого фундамента или бута; даже с наружной стороны дом не был подведен цоколем, но весь сплошь кладен кирпичом до самой своей натуральной песчаной постели. И нигде, ни снаружи, ни внутри, не было заметно трещин или неправильной осадки. Сколько ветров и бурь пронеслось над ним! Вероятно, эта замечательная величина кирпича, равномерно осажая дом, не дала ему где-либо разломиться5.
Много было наружных пристроек, но из них уцелели одни стены одного каменного четырехугольного здания, стоявшего одиноко близ заглохшего пруда, некогда чистого и обсаженного дубами, коих теперь нет ни одного. Общий голос, что то были кладовые Сердюкова. Может быть, и так, судя по уцелевшим в окнах железным решеткам; но зачем нужны были в иных окнах рамы чугунные, которые и досель на своих местах остаются?
Ниже пруда, под берегом бассейного истока, найден был отломок чугунной трубы.
Живое предание о Сердюкове не совсем потускнело в Волочке; не излишнее будет дело – сохранить это предание и представить в связи с некоторыми данными.
Когда и в каком месте родился Сердюков, кто такие были его родители, какое дано было ему воспитание, и какие обстоятельства сопровождали это воспитание? – Никто в Волочке не разрешил этих необходимых вопросов всякой биографии, по которым проницательный читатель, как по своим пальцам, распределяет ум, характер, даже самую гениальность, но которые для Петра Великого не имели большой важности. Своим светлым умом он постиг, что как ни обставляй натуру хилую, без внутренней энергии, ничего не выйдет; своим ясновидящим взором он искал повсюду другую натуру; найдя ее, творческим словом воскрешал замкнутые в ней способности, вводил их в сродное им образование: таким образом, пирожник Меншиков делается знаменитым дипломатом, расторопный сиделец Шафиров – вице-канцлером, а потом сенатором, слуга Спафариева Калмыков – контр-адмиралом флота, чуткий арап Ганнибал – инженер-генералом, калмык и работник Евреинова, по поручению хозяина скупавший рыбу в Астрахани, занимавшийся потом гидравлическими работами – это был Сердюков6.
В Астрахани Государь, осматривая рыбные лавки и амбары, заметил одного калмыка, сделал ему несколько вопросов и приказал придти в дом, где останавливался Его Величество. Михаил Сердюков, крепостной купца Евреинова, по праву захватывания калмыков в плен на рыбных ловлях, явился в назначенный час. Император вошел в более подробные расспросы о торговле и капитале его хозяина, о местах рыбной ловли, о средствах улучшить рыбные промыслы, был очень доволен ответами и отпустил Сердюкова, ни о чем не предупреждая7.
Возвратившись в Москву, Петр Великий посылает за Евреиновым, спрашивает его, доволен ли он калмыком Сердюковым, верен ли он, исправно ли выполняет поручения. Евреинов отозвался о нем с отличной похвалой. Император изъявил желание иметь Сердюкова у себя и тут же отдал приказ – записать его в новгородское купечество. В этом звании он начинает, по воле Государя, снимать разные казенные подряды и другие комиссии по Петербургу.
В Новгороде Сердюков женился. Сперва родственников жены, а потом и других многих, своим примером заохотил он участвовать в торговле и других занятиях в Петербурге. Новые сограждане скоро полюбили Сердюкова, за исключением немногих закоснелых староверов, тщетно искушавших его православие и преданность Государю. На все увещания и послания тогдашних глав староверческих общин Сердюков отвечал одно: «Вы все толкуете о Божественном Писании, и видите там только свое, а то же Божественное Писание говорит, что дело государево – есть дело Божие, несть власть, еще не от Бога, тем же противляяся власти, Божию велению противится!»
Соображая щедроты Монарха, большие права и привилегии, дарованные им Сердюкову, многие думают, что он был первый, который подал счастливую мысль – уничтожить переволоку и заменить ее на Волочке каналом, и составил якобы проект на него, равно как и на шлюзы. Но это несправедливо. При неразвитых понятиях о частной спекуляции, находящейся в тесной связи с государственным благосостоянием, большие привилегии были необходимою мерою – расшевелить и заставить ее идти об руку с видами государства; для Государя были драгоценны люди не только смышленые (а в них на Руси недостатка не было), но и решительные, которые бы, делая свое дело с пользою, осуществляли, в то же время, общее дело государства, помимо казенных сумм, не хватавших тогда на необходимейшие и важнейшие преобразования.
Канал и шлюзы были построены ранее, но дурно; вскоре боковые обрубы сдвинулись с своих мест, канал затянуло илом, шлюзы пропускали воду со всех сторон, судоходство прекратилось8. Требовалось вычистить и укрепить канал, починить шлюзы, а вместе с тем освободить от песчаных наносов реки Цну и Тверцу. Сердюков приехал в Волочек осмотреть работы и взять на них подряд, а между тем объехал окрестности, снял некоторые места на план, представил вместе со своим желанием снять подряд на поправки, проект усовершенствования вообще канала и чертеж на соединение реки Шлины с Цною. Государь был очень доволен, и, вместо случайного подряда, отдал (именным указом от 26 июня 1719 года, данным Сенату на имя Новгородца Михаила Сердюкова) канал и шлюзы, а равно и работы на провод Шлины, в совершенное хозяйственное распоряжение Сердюкова и под его собственные издержки, с единственным почти ограничением: и то все содержать ему в таком осмотрении, чтобы судам был ход всегда свободный. В награду за труд и издержки, Сердюкову позволено было на реках Цне, Шлине и Тверце, при каналах и их запорах, брать места по 30 сажень от берегов, под мельничное строение безоброчно и невозбранно, чьи б ни были, владеть мельницами и пользоваться с них доходами 50 лет тоже безоброчно, рубить лес, как для канала, так и для мельниц, чей бы он ни был, без обиды и остановки; а потому даны были Сердюкову для охранения солдаты от лейб-гвардии из отставных 6 человек, а для письма подьячий, каковых содержать Сердюков обязан был на своем корму; в Вышнем Волочке и в Удомельском погосте кабаки и стойки, равно таможенные и канцелярские сборы отданы были ему на откуп на три года, без перекупки в камер-коллегии, а со дня восстановленного судоходства назначалось Сердюкову брать пошлину с проходящих судов. Но дабы знать, в каком виде поставит Сердюков свои работы, приказано было послать из Новгорода чиновника, который, сделавши подробную опись канала, затруднений в нем и по рекам находящихся, сдал все под расписку Сердюкову.
В век преобразования дурно смотрят на преобразователя, гонят его усердных слуг. Не смея подойти и взглянуть в очи правящего колесницею, пугают издали его ретивых коней, или втихомолку обрезывают постромки. Вышневолоцкий ям, недовольный уничтожением переволоки, а с ней мелких обычных выгод, был еще более раздражен переводом с Волочка складки и перегрузки товаров в село Боровичи и деревню Потерпилицу, в силу указа, незадолго до приезда Сердюкова, состоявшегося (января 22 дня 1719 г.). Этим указом повелевалось перевести в вышеозначенные места кладовые, амбары, как казенные, так и купеческие. Сердюков принялся было за работу с усердием и знанием дела, хотел разом открыть работы на всех пунктах, но в Волочке никто не хотел ему содействовать, ни даже войти в какие-нибудь сделки. Сердюков обратился в Новгород, к родственникам жены и знакомым новгородцам, из коих одних приглашал в приказчики и поверенные по делам, другим поручал нанять там рабочих и мастеровых людей и привести их в Волочек. Семейства Бабкиных, Онеженых, Усачевых, Телятиных, находящиеся теперь в Волочке, происходят от этих новгородцев, агентов Сердюкова9.
Несмотря на деятельные работы, судоходство с трудом восстановлено было к концу августа. (Верить ли преданию, какое существует в Волочке, что будто бы Сердюков несколько дней проводил суда через рогожные шлюзы! Говорят, пока готовились запоры к шлюзам, Сердюков приказал поставить ряд рогожных щитов, привесив к ним по нескольку камней для удержания в вертикальном положении, за этим рядом другой параллельный ему, приноравливая средину каждого щита противу смычек первого ряда. Набравши таким образом несколько воды, щиты отнимались, и суда переходили из канала во Мсту. Может быть, и было что-нибудь подобное для мелких судов и лодок, а еще вероятнее, для плотов, которые в то время ходили до Петербурга с грузом.)
Все следующее лето занимались соединением Шлины со Цною. Воспользоваться вполне всеми правами и привилегиями, Высочайше дарованными Сердюкову, не было никакой возможности. Лес, валившийся без употребления, или гнивший на корне без сбыта, по причине болот и непроходимых топей, не давался в руки Сердюкова; места, выбираемые под мельницы, были большей частью монастырские, огражденные неприкосновенностью собственных прав, другие были ямщиков, или частных владельцев. Как при рубке леса, так и при занятии места, заводились драки, грозили перебить работников и самих отставных лейб-гвардейцев. Неугомонные ямщики сверх того истребляли материалы, приготовленные для ремонта канала и шлюза, воруя их или сбрасывая в канал, валили в него навоз и сор, грабили кабаки, состоявшие на откупе Сердюкова. Среди этих тревог Сердюков выполнял неутомимо дело Государево, забывая о своем. Государь радовался непоколебимой твердости своего избранного слуги, но ведал и о трудностях, а потому приказал оставить за Сердюковым сбор десятой доли с найма подвод и так называемый с привального, отвального и прикольного от судов, тогда как этот сбор, в указе о тарифе (от 10 ноября 1720 г.) был отменен повсюду по причине жалоб на задержки и беспокойства от сборщиков.
Высочайшее внимание и милости падали не на бесплодную почву. Сердюков знал, что по положению Петербурга, для Государя было самое важнейшее – свободное и исправное судоходство, но тем не менее напрягал он свое усердие и на то, чтобы прочность и все другие возможные улучшения были новым случаем обрадовать сердце Его Величества. Одних пропускных шлюзов стало бы на век Сердюкова, но через них можно было идти судам только весенним ходом и в дождливое время лета и осени, и притом так, что при сильных дождях с большим трудом лошадьми могли втащить суда в канал, а из канала крайне сильно валило их во Мсту; в засуху, напротив, эти шлюзы не могли поднимать воду в Тверце до высоты, необходимой для хода судов. Надлежало образовать запасной бассейн, который бы умерял эти крайности. Место было удобное; следовало укрепить берега и построить прочную плотину. На нее-то Сердюков обратил все свое внимание и построил на славу; более 120 лет она не потребовала никаких поправок, содержа постоянно воду до 3 аршин10 средней глубины, на пространства более 40 кв. верст, а потом (при новых на ней постройках) до 7 аршин. Прочность этой важной государственной постройки зависела сколько от искусства строившего, столько же и от выбора его и приготовления материалов.
Лес отпускался из казенных дач с разрешения адмиралтейства под непосредственный выбор Сердюкова, кирпич обжигал он с особенным тщанием и искусством. Полковник Корицкий, надстраивавший на этом прочном Сердюкова основании плотину до содержания воды в 7 аршин глубины, и потом полковник Менеласс, управлявший Вышневолоцкою судоходного системою, находили старый кирпич Сердюкова, несмотря на его вековое пребывание в воде, прочнейшим и теперь, чем свежий нынешней выделки.
Здесь нужно упомянуть об одном обстоятельстве. Когда работы подходили к концу, на Волочке сгорел только что устроенный кожевенный завод Сердюкова. Государь, узнав о том, прислал нарочного – расспросить, как велик убыток Сердюкова и сколько нужно денег на поправку. Посланному Сердюков отвечал: «Велики милости Государя моего и благодетеля, в кармане у меня есть деньги, а в голове гораздо больше; от нечистой силы оборонюсь крестом, а от злых людей надобно пестом; не пришлет ли мне Государь покрепче оборону, без нея ничего не справишь». (Кажется, под этим разумел Сердюков разные ночные пугала, которыми староверы хотели действовать на суеверие своего соседа. Плотина под новый бассейн и помещение Сердюкова были саженях в полутораста от староверческого скита, укрывавшегося на лесистом холме; могилы и ветхая часовня их доселе еще целы. Кража и истребление материалов частью принадлежали им, а частью шайкам бродяг и беглых солдат, укрывавшихся во множестве по непроходимым лесам и болотам).
Государь, рассмотрев это обстоятельство, прислал целую команду под начальством капитана Редькина, который был как сберегателем работ и имения Сердюкова, так равно и сыщиком в окрестностях Волочка. Здание, которого стены с железными решетками в окнах и чугунными рамами и теперь еще целы, было помещение арестантов, после уже оно перешло под кладовые Сердюкова11. Впоследствии, часть этой команды содержала караулы на канале и шлюзах, под непосредственным начальством капитана Редькина, продолжали поиски в лесах и деревнях от Волочка к Боровичам, Осташкову, Бежецку и Торжку. При такой крепкой обороне Сердюков не только скоро и успешно мог кончить работы, но легко и безопасно устроил для себя многие заведения. Вверх по Цне построены были две мельницы, а на Волочке возобновлен кожевенный завод, чтобы одна и та же сила могла приносить возможно большие проценты. Сердюков по левую сторону новой плотины построил винный завод, а по правую – мельницу для распиливания леса; таким образом, один и тот же проток воды двигал суда, работал на винном заводе и на пильне.
В какой мере доволен был Государь работами Сердюкова, можно судить из того, что, по обревизовании их, за утверждением прежних привилегий (десятая доля с найма подвод, с судов привальный, отвальный и прикольный сбор отменялись), предоставлялись ему новые права и милости царские. Брать в свою пользу пошлину с проходящих судов – с каждой сажени судна по 10 денег, с плотов нагруженных – по 3 алтына и 2 деньги, с лодок нагруженных – с большой 10 денег, с малой 6 денег. Кабаки, таможни, канцелярские сборы, отданные прежде в откуп Сердюкову на 3 года, повелено отдать на 20 лет без перекупки, и без всяких печатных и крепостных пошлин за все это время.
Сердюков нанимал за 15 р. в год у ямщиков землю, лежащую у самой плотины, на которой были кое-какие сараи. Когда же увидели ямщики, что на этом месте обстраивается винный завод, то завязали тяжбу. Государь решил тяжбу так: купить Сердюкову для ямщиков столько же земли в ином месте, если же они того не захотят, то платить за нее по прежней наемной записи оброку 15 руб.; а больше того не давать и тою землею владеть ему и потомкам вечно.
Чтобы не было никаких убытков или повреждений как шлюзам и каналу, так и припасам (т. е. материалам для канала) Сердюкова, дан был ему из Сената охранительный указ с прочетом.
Если при работах на канале окажутся беглые люди, таких он, Сердюков, обязан возвращать без задержания с расписками, но пожилых (штрафных) денег с него не иметь и убытков и волокиты ему не чинить.
Вместо прежней пятидесятилетней безоброчной привилегии строить мельницы на Цне, Шлине и Тверце, теперь давалось право Сердюкову и с потомством владеть теми мельницами, покамест те мельницы в добром содержании и на них кожевенные и другие заводы будут.
Все эти права и привилегии определены указом от 25 мая 1722 года. Здесь же сказано: двор, занятый от капитана Редькина для колодников, отдать безоброчно Сердюкову для мастеровых, работников и для поклажи припасов.
На основании указа (от 18 января 1721 г.) о покупке купечеству к заводам деревень, Сердюков купил себе несколько таковых, расположенных вверх по Цне. Одна часть этого имения пошла через продажу к г. Зоммеру, а другая – в приданое за дочерью в род Храповицких. Дочь Сердюкова была замужем за генерал-майором Василием Ивановичем Храповицким.
Улица, где поселились родственники и вызванные из Новгорода сотрудники Сердюкова, долго в Волочке называлась Сердюковскою12.
У одного из таковых, именно – Усачева, хранятся копии с поясных портретов Сердюкова и его жены, писанные масляными красками. Сам Сердюков гораздо за 50 лет с широким челом, волосы светло-русые, довольно редкие, борода небольшая, брови напущенные, глаза серые, нос приплюснутый, щеки впалые с легким румянцем, губы крепко стиснутые, как выражение характера твердого, в правой руке разогнутый циркуль. На шелковом халате привешено что-то круглое, полинявшее, вроде медальона. Уверяют, что это портрет Государя. Не знаю, имел ли Петр Великий обыкновение дарить медальоны со своим портретом, и такой ли они высокий дар тогда составляли, какой ныне, но мне сдается – не была ли это другая какая-нибудь медаль за отличие по работам или подрядам, даже не медаль ли на право носить бороду. Сердюков, как сказано, в бороде.
Портрет жены очень любопытен. Старое морщинистое, желтое лицо, нижняя губа повалилась в рот, глаза серые крайне сильны и зорки, как будто готовы выскочить вон, голова запрокинута назад с какою-то отвагою, волосы седые обстрижены и взбиты кверху. В тот век, когда мужчины готовы были положить голову за бороду, женщина позволила себе обстричь волосы, ходить без повязки, да еще в таком положении писать с себя портрет – это удивительно13.
Погода и краткость времени не дозволили пуститься в лодке, чтобы поклониться праху достойного слуги Государева. Сердюков похоронен на другой стороне озера в селе Градолюбле, бывшем тогда посолье Варлаама Хутынского14. (В Тверской губернии крайне много сел, которые имеют несомненные признаки прежде бывших монастырей, но это были не монастыри, а посолья от монастырей. Самые большие в Тверской губ., были владения по правую сторону Волги, монастырей Троицко-Сергиевского, Симоновского, Донского, Калязинского, по левую – Старицкого, Осташковского, Волоколамского. Как эти, так и другие монастыри имели обыкновение ставить часовню с образом на перепутьях, больших проездах, пристанях, рыбных ловлях, в торговых селах. Это называлось ставкою. Старец из монахов или бельцов, заведовавший этими сборами, жил на квартире в ближайшем селении. Если сборы где-либо были значительны, то выстраивалась церковь и кельи, то и другое нередко обносилось стеною; число монахов проживало от 2 до 7 и до 10. Это называлось посольем.) В церкви этого села находятся и досель три образа, пожертвованные Сердюковым – Спас Нерукотворный, Божия Матерь и Иоанн Предтеча, говорят они отличной работы15.
До конца жизни Сердюков глубоко чувствовал благодеяния Государевы и умел их ценить по своему. Невдалеке от Волочка погоревший священник приехал просить Сердюкова о помощи, и когда он наградил священника лесом и деньгами, то служитель алтаря просил Сердюкова записать имена самого Сердюкова и его семейства, дабы тот мог поминать их у престола Божия. Сердюков отвечал: «Молись, батюшка, за Государя, без него я был бы ничто, и тебе бы нечего было дать». В воскресенье и праздничные дни приказчики Сердюкова выходили к воротам с мешками медных денег и отдавали нищим, но в день рождения и тезоименитства Государя Сердюков сам выходил с чашею, наполненною серебряными копеечками (так называлась, называется и теперь, мелкая монета, прекратившаяся в царствование Петра 1-го), и, вручая монету нищему, приговаривал «молись о здравии и спасении Государя». При жизни Государя на счет Сердюкова служили монахи в Градолюбле ежедневный молебен о здравии, а по смерти ежедневную обедню о спасении души Петра 1-го. (Редакция просит убедительно автора собрать дальнейшие сведения о жизни этого необыкновенного человека, судьбе его рода и семейства16.)
И.Г.
1. Сегодня площадь, как тогда писали, «чистого стекла воды» Вышневолоцкого водохранилища равняется 109 км2.
2. Никаких официальных документов о том, что Петр I останавливался именно в этом доме, пока не обнаружено.
3. Очевидно, речь идет о паркете (от франц. parguet).
4. Аршин равен 71,12 см, вершок – 4,45 см.
5. Утверждение автора статьи, что сердюковский дом построен без всякого фундамента, редакция решила проверить в Вышневолоцком гидроузле. В ближайших номерах мы сообщим о результатах.
6. Из предыдущих публикаций нам уже известно, дорогой читатель, со слов самого М.И. Сердюкова, что «рождением он мунгальского народа...».
7. Точные документальные данные о том, что впервые Петр встретился с Сердюковым в лавках купца Матвея Евреинова, пока не найдены. Автор описывает эту встречу, основываясь, очевидно, на воспоминаниях внука купца Евреинова Михаила, со слов которого историк И.И. Голиков записал этот рассказ.
8. Тверецкий канал и два шлюза на нем были построены голландскими мастерами в 1703-1708 гг.
9. Утверждение автора этой статьи о происхождении известных вышневолоцких купцов от новгородских агентов Сердюкова весьма любопытно. Ни в каких других источниках мы таких высказываний пока не встречали. Но это означает только тот факт, что в истории нашей водной системы, равно как и в биографии ее создателя, еще очень много «белых пятен».
10. 1 верста равна 1066,8 м, 1 сажень – 1,14 м, 1 аршин – 0,71 м.
11. Очевидно, речь идет о здании, стоящем в некотором удалении от усадебного комплекса М.И. Сердюкова. В документах Вышневолоцкого гидроузла оно значится как бывшая тюрьма. Автор книги «М.И. Сердюков» М.Я. Либерман склоняется к мысли, что это был склад сердюковских заводов. Так что утверждение автора статьи, что первоначально в этом здании было помещение для арестантов, а впоследствии в нем располагались кладовые Сердюкова, по-видимому, очень близко к истине.
12. Нынешняя улица Сердюкова проходит перпендикулярно автомобильному мосту, перекинутому через Цнинский канал, недалеко от автостанции. В старину она называлась Болотной улицей. Местонахождение же улицы, где, по мнению автора статьи, поселились родственники Сердюкова, пока вышневолоцкими краеведами не обнаружено.
13. Что касается мужского портрета, хранившегося у Усачева, по всей видимости, это портрет неизвестного, ошибочно считавшийся изображением М.И. Сердюкова. Копия с этого портрета хранилась в Тверском краеведческом музее, а в нашем музее и сейчас имеется копия с него. А вот про женский портрет вышневолоцкие краеведы ничего определенного сказать не могут. Можно только предположить, что если на мужском портрете изображен не Сердюков, то и женский портрет написан не с его жены Анны Филипповны. Это, конечно, радует, т. к. очень уж непривлекательной, ну совсем страхолюдиной представляют нам женщину с этого портрета.
14. Старинные документы указывают, что «село Городолюбля возникло на месте древнего Городолюбского или Горноязерского монастыря» и «впоследствии он приписан был к новгородскому Хутынскому монастырю». В советские времена на этом месте находился профсоюзный пионерский лагерь стеклозавода «Красный май», после его закрытия здесь находилась база местного предпринимателя, сейчас на старинном погосте разруха и хаос, которые охраняет сторож в полуразвалившемся здании. Нужно отметить, что, несмотря на многочисленные трудности, встречавшиеся на жизненном пути М.И. Сердюкова, прежние власти (он пережил 6 монархов) признавали и отмечали его заслуги и деятельный труд на благо России. К сожалению, о нынешней власти этого не скажешь.
15. Сегодня церковь в Городолюбле почти полностью разрушена, и, где находятся эти три иконы, неизвестно.
16. Просьба редакции «Московитянина» представляется весьма любопытной. Отрадно осознавать, что и в те времена интересовались судьбой создателя Вышневолоцкой водной системы.
В № 46 газеты мы обещали узнать у сотрудников Вышневолоцкого гидроузла, правильно ли утверждение автора статьи «Воспоминания о Сердюкове», что сердюковский дом построен без фундамента. Начальник гидроузла Н.А. Анцыфрова любезно предоставила «Акт осмотра технического состояния памятника архитектуры XVIII века от 16 сентября 2002 г.», где значилось, что «фундаменты выход на поверхность земли не имеют. Проведение предварительного инженерного обследования с помощью закладки шурфа не проводилось». Так что вопрос этот пока что остается открытым. |
