Иной задается вопросом: а не напрасно ли собираются в архивы бумажки? На первый взгляд, кому нужны какие-то ведомости, справки, письма совсем не великих людей? Но так может казаться только тем, кто ни разу не прикоснулся к пожелтевшим, а то и ветхим бумагам, кто не листал старинные фолианты.
И часто бывает, что в поисках документов, подтверждающих или... опровергающих вашу идею, в архивной «пыли» натыкаешься на документы «посторонние». Но так ли уж они посторонние, если рассказывают о кусочке жизни далеких лет, о судьбе безвестных людей, проживавших свой неповторимый век, ведших свой образ жизни? Именно с такими находками я и хочу познакомить читателей.
1. Конец XIX века. В двадцати верстах от Вышнего Волочка владельцы Ключинского завода (ныне стекольный завод «Красный Май») купцы Болотины застолбили вешки и своим коштом устроили стекольное производство в местечке Борисовское. Как это принято у богатых, Болотины экономят копейку, и выжимают все соки из рабочих, и, конечно же, используют в качестве подсобников малолеток. Государство установило нижний возраст для таких трудящихся в 12,5 лет.
И как Болотиным не ухватиться за счастливую мысль – использование труда малолеток: платить-то можно копейки! Вот только однажды конфуз произошел.
Приехал на стекольный завод фабричный инспектор, надо полагать из Твери, и установил нарушение на Борисовском заводе в использовании труда именно малолетних. Инженер Котельников установил, что на предприятии почетной гражданки Дарьи Васильевны Болотиной нарушается 110-я статья Устава промышленности, и дети 12,5 лет и чуть постарше начинают работать в 3 часа ночи, а заканчивают в 12 дня, с перерывом на обед с 8 до 9 часов.
В обращении в окружной суд Вышневолоцкого уезда Красильников просил привлечь к уголовной ответственности поверенного Болотиной потомственного почетного гражданина, видимо сына, Василия Андреевича Болотина по 1404-й статье Уложения о наказаниях 1885 года.
Беспристрастный суд определил бы нарушение, ведь по той самой 110-й статье Устава промышленности нельзя было использовать подростков младше 15 лет в ночное время, которое считалось с 9 вечера до 5 утра. Но, видно, тогда, как и сейчас, толстый карман помогал обходить закон. В.А. Болотин подсуетился и после приезда инспектора сменил время подъема ребятишкам, и они протирали кулачками сонные глаза не в 3 часа ночи, а в 5 утра. А с этого часа уже шло дневное время, и работали они не до 12, а до 15 часов с двумя перерывами – с 8 до 9 и с 12 до 13 часов. Это на суде клятвенно подтвердил управляющий Борисовским заводом – запасной рядовой Иван Федоров Веселов, служивший на заводе 25 лет.
Так ничем и кончился суд, состоявшийся 21 апреля 1895 года. Не получилось у честного инспектора посадить или оштрафовать нарушителя. Вины почетных граждан не было установлено, и от взыскания их освободили!
Жутко хочется свободомыслия, свободы слова, вероисповедания. Вот уж пошел второй десяток лет перестройки, а всё кажется, вот-вот прихлопнут независимую прессу и будут выходить одни «Правды», что ликвидируют на телевидении прямой эфир, а книги обретут цензоров.
В стремлении сохранить независимость слова иные указуют на старые времена, которые, мол, несправедливо дед Щукарь обзывал «царским прижимом». А так ли уж неправ был шолоховский балагур?
Передо мной в папке документы конца 1906 года под названием «Устройство без разрешения публичного собрания и участие в нем». Открывается она обращением вышневолоцкого уездного исправника Н. Аничкова к члену Тверского окружного суда с просьбой подвергнуть наказанию Демидова и других. Первого по статье 19, а остальных по статье 20 Правил от 4 марта сего года о проведении без соответствующего разрешения собрания!
Исправник предлагал произвести обыск у Демидова «...с целью обнаружения и отобрания: штемпеля, наложенного на приглашение-извещение на собрание, шрифта или прибора, посредством которого напечатано приглашение, а также списка лиц, участвующих в собрании, и вообще какой бы то ни было нелегальной литературы». «Кроме того, – писал исправник далее, – поручаю принять все меры к закрытию предложенного на сегодня собрания партии и недопущения такого на будущее время».
К письму блюститель порядка приложил штемпель Партии народной свободы, извещение о собрании на имя Степанова, писанное рукой Демидова, и записку о взносе денег.
Так из-за чего же разгорелся сыр-бор в декабре 1906 года?
В то время В.Г. Демидов был в Вышнем Волочке уважаемым человеком. Один из видных купцов города, Василий Григорьевич не жалел денег на поддержку театра, играл в нем, входил в городское правление. И надо ли удивляться, что именно Василий Григорьевич стал инициатором открытия в городе ячейки Конституционно-демократической партии, или Партии народной свободы.
Предстояли выборы в Государственную Думу, и в объявлении от комитета Партии народной свободы говорилось, что «везде население разделяется на партии сообразно своим взглядам и понятиям. Каждая партия выпускает свои воззвания и программы, в которых объясняет, каких порядков она будет добиваться». Такие программы и воззвания выпускала и Партия народной свободы.
Далее перечислялись члены вышневолоцкого комитета, в который кроме Демидова входили В.А. Жемчужников, В.И. Соколов и Д.В. Преображенский. Причем на обращении написано: «Напечатано с разрешения Тверского губернатора Слепцова».
Казалась бы, резолюция высокого лица говорит о том, что в Твери известно о Партии народной свободы и собрание ее членов не должно вызывать никакой аллергии. Ан, нет!
16 декабря 1906 года в 7 вечера, когда 14 человек собрались выбрать делегатов на губернский съезд партии, нагрянула полиция.
На все вопросы собравшихся в доме Демидова о недопустимости вторжения представители власти отвечали одно: «Не положено! Не разрешено!»
Никаких шрифтов, печатных станков в доме Демидова не нашли, а на коварный вопрос, на чем печатали приглашения, Василий Григорьевич отвечал туманно:
– На ремингтоне-с. Есть у нас сочувствующие.
– И кто же сочувствующие?
– Не могу сказать.
Видимо, полицейские чины удовольствовались тем, что переписали присутствующих на собрании, и ушли. И благодаря им остались фамилии вышневолоцких кадетов того времени. Публика довольно разношерстная. Сам Демидов назван купеческим сыном, как и И.А. Жухарев, В.И. Соколов, владелец типографии, а А.Я. Логунов и В.Н. Ушмарский – фельдшер и врач. Был на собрании чертежник с фабрики «Таболка» Г.Н. Фролов и приказчик купца Сорокина Е.К. Кочеров, конторщик С.Ф. Петров и личный почетный гражданин А.С. Васильев, плотник А.И. Елисеев, крестьяне В.И. Архангельский и Н.И. Волков, прапорщик запаса Д.В. Преображенский.
В число нарушителей спокойствия империи попал и дворянин Н.И. Харламов, живший в Млёве. К нему, кстати, полиция делала персональный визит, надеясь найти всё тот же ремингтон, оружие и нелегальную литературу. В деле «О собрании...» сохранилась повестка, где Николая Ивановича Харламова предлагают поместить в камеру, находящуюся в помещении уездного съезда по Московской улице.
Впрочем, наверное, это была всего лишь угроза, как и предупреждение тем, кто не явится на суд да не пришлет доверенного. Им грозил заочный приговор и «денежное взыскание не выше 25 рублей».
Несмотря на предупреждение, на первое заседание суда 10 января 1907 года не явились Соколов, Кочеров, Харламов, Преображенский и Архангельский. Демидов на суде не признавал вины и доказывал, что собрание было не публичным, что они между собой знакомы, одинаково мыслят и «желали обменяться мнениями по вопросам одинаково им интересным и что их собрание не относится к собраниям, запрещенным 4 марта 1906 года».
Но обвинитель настаивал на том, что Партия народной свободы не относится к числу законно существующих обществ и союзов, что собрание все-таки было и на него не было разрешения.
Суд прислушался к доводам обвинения, и 17 марта огласил приговор, по которому В.Г. Демидов должен выплатить штраф в размере 20 рублей и отбыть под арестом четыре дня в земском арестном доме. Остальные участники собрания приговорены к аресту на один день и штрафу в 3 рубля.
Вот такие нравы царили в Вышнем Волочке почти сто лет назад, и совет нынешнему поколению: дорожите демократией!
| 3. Тяжба из-за кружки серебра |
Что прежде власть церковная весьма почиталась властью светской, видно из дела об иконе святителя и чудотворца Николая, установленной в 1825 году в створе Мстинского шлюза.
Кто изготовил киот ее, откуда взялась позолоченная икона с изображением святого Николая в серебряной ризе – неизвестно. Известно только, что собрались однажды судопромышленники, везущие товары по Вышневолоцкой водной системе в стольный Петербург, у Мстинского шлюза, посетовали на предстоящий опасный путь через пороги по реке Мсте и порешили:
– Хорошо бы перед опасной дорогой молебен сослужить!
– А как же без иконы православной?
– Так поставить на время, а после прохода каравана снимать!
На том и порешили.
Почти двадцать лет провожал в путь барки Николай Чудотворец и не ведал, что вокруг его образа развернется в 1844 году такая баталия. А виной тому стала кружка, куда доброхотные миряне перед спуском из озера Мстино в реку Мсту бросали монету.
Первым обратил свой взор на кружку настоятель церкви в селе Берёзки Федор Самсонович Соболев. Его не устроило, что молебны на Мстинском шлюзе свершают другие священники, а значит, и доход имеют, да что монеты звонкие, падающие в кружку, достаются кому угодно, только не церкви и тем более не его приходу.
Первый, как известно, имеет преимущество, что доказывает и этот случай. Федор Соболев подает рапорт архиепископу Тверскому и Кашинскому и кавалеру Григорию, где сообщает о «бесхозной кружке». Тот поручает разобраться настоятелю вышневолоцкого Казанского собора отцу Алексею, бывшему, видимо, в округе старшим.
И начинается разбор дела.
Узнав о претензиях священника Берёзок на причисление служащих Мстинского шлюза к его приходу, да еще и пожертвований, с такими же предложениями обратились по инстанции настоятели приходов в селах Леонтьево и Быстрое. Расположенные вблизи Мстинского озера, они доказывали, что им проще добираться в случае необходимости до Мстинского шлюза. Кстати, не без основания.
Отец Алексей к разбору спорного вопроса подключает светскую власть в лице заседателя земского суда Акимова, и начинается тяжба, продолжавшаяся с перерывами семь лет.
Выясняется, что икона Николая Чудотворца установлена на первом от левого берега реки быке. Вставляется она в деревянный «выкрашенный в красно киот» только на время прохода судов, а зимой хранится в казенном доме, занимаемом шлюзвахтером сего шлюза. Икона охраняется военным караулом всё время нахождения ее в киоте. Кружка же с запором и печатью находится в ведении смотрителя Цнинской части шлюза коллежского секретаря Горбицкого, и деньги вынимаются шлюзвахтером в его присутствии. Употребляются же по просьбе судопромышленников на украшение образа Николая Чудотворца и лампадное масло.
Из этих документов выясняется, что киот для иконы поставлен в 1836 году по рисунку инженер-полковника Менеласа, что наверху образа чудотворца Николая написано: «Радуйся Николай великий чудотворец!», – а под киотом на жестяной доске: – «Сия святая икона Святителя Николая принадлежит Мстинскому шлюзу, украшена доброхотными делателями, проплывающими на судах, при смотрителе Аракчееве, 1825 года». Указан и размер иконы – вышина 6,5 вершка, а ширина 5. Смотритель Горбицкий указал и сумму, находящуюся в наличии от доброхотных сборов, хотя никакой шнуровой книги для записи прихода и расхода не имел, а записывал наличность в обыкновенную тетрадку. Сумма эта «68 рублей 1 копейка серебром».
На первом этапе спор выиграл Ф.С. Соболев, священник села Берёзки, и, скорее всего, именно потому, что первым обратил внимание на «бесхозную кружку». Вышневолоцкое духовное правление от 17 мая 1844 года постановляет, что Мстинский шлюз с находящимися при нем людьми и с иконою святого чудотворца Николая причислен к приходу берёзкинской церкви. Священнослужителям же Леонтьева и Быстрого отказать, «ибо несколько тысяч человек собираются, когда суда в запоре до выпуска в Мсту стоят и священникам и без того хватает работы по венчанию и отпеванию». Те же 68 рублей 1 копейка, что из кружки, велено было внести в приходную книжку церкви села Берёзки в числе кошельковой суммы. Вынимать же из кружки деньги должен был только священник из Берёзок.
В ходе расследования «дела о кружке» выясняются интересные детали. Оказывается, Священный Синод 21 июля 1836 года издал указ об упразднении всякого рода столбов с иконами для сбора денег. Разрешалось сие только в случае крайней бедности прихода, пожелавшего построить новую церковь. В случае с Мстинской иконой сделано исключение, ибо «она охраняется военными».
Казалось бы, «дело о кружке» закончено. Да не тут-то было! Каждый из священников желает прибавления своей паствы, а тут и поводы для пересмотра дела возникли.
Решение о присоединении шлюзной команды к берёзкинскому приходу приняли без их согласия – это раз. Об этом написал в 1849 году заведующий Мстинским шлюзом штабс-капитан Меркушев. Он же ходатайствует о желании всей команды быть приписанным к церкви в Быстром, «к священнику которого он имеет душевное расположение».
Зашла речь и о расстоянии от Берёзок до Мстинского шлюза – это два. Оно не меньше, чем от Быстрого, да и находится в стороне настолько, что «судопромышленники даже не ведают о таком приходе». И в-третьих, путь от Берёзок до шлюза проходит через топкие и болотистые места, которые во время паводка почти непроходимы.
Но главным аргументом стал факт, что не на все молебны перед спуском каравана священник из Берёзок прибывал и приходилось приглашать настоятелей церквей Леонтьева и Быстрого.
Слезную просьбу причислить «шлюзный приход» высказал священник села Леонтьева А.Г. Поведский. Он пытался разжалобить архиепископа Тверского и Кашинского бедностью прихода, что он не находит средств на строительство каменной церкви. Ссылался при этом на личные впечатления архиепископа при проезде через Леонтьево во Млёво на освящение тамошнего храма.
Снова завертелась карусель разбирательств. Теперь стали опрашивать всех и вся на предмет проезда из Берёзок и Быстрого к шлюзу. Действительно ли не испросили желания шлюзных мастеров о присоединении их к приходу в Берёзках? Высказывались и экономические соображения. Мол, в приходе в Берёзках много помещиков, и церковь имеет целых три престола, а в Быстром только два.
Для разбирательства создана целая следственная комиссия, в которую вошли священник вышневолоцкого Казанского собора А.Н. Тихомандритский, настоятель церкви села Глубокое П.А. Алексеев и депутат от ведомства путей сообщения инженер-поручик Волков. Опрашивали шлюзных мастеров, мещан, проживающих в окрестных деревнях, служилых, судопромышленников.
И наконец было принято окончательно решение в ноябре 1850 года. Решено было все-таки оставить Мстинский шлюз в приходе села Берёзки, хотя указать священнику на необходимость исполнять молебны неотложно – по первому требованию. Штабс-капитану Меркушеву и нижним чинам военной команды разрешили исповедоваться и причащаться в церкви Быстрого. Во время приплыва судов к Мстинскому шлюзу, когда судопромышленников и чернорабочих собирается до нескольких тысяч, церковные обряды могли исполнять и священники сел Быстрого и Леонтьева.
Так закончилась история с «кружкой серебра» на Мстинском шлюзе. Но недолго торжествовал победу настоятель Федор Соболев. Через год, в сентябре 1851 года, вступит в строй Николаевская железная дорога, и грузы пойдут по ней. Вышневолоцкая водная система постепенно прекратит свое существование, и никому не нужной станет икона на одном из быков Мстинского шлюза. Останется только память о Николае Чудотворце, освящавшем путь нашим предкам. |
