Какое благородное лицо! Какой умный взгляд! Ах как хороша женщина на портрете Д. Левицкого! И право, что-то царское есть в ней – от Петра I: сравните с любым портретом великого преобразователя. Эх, как бы нам пригодился этот аргумент для некоторых пикантных подробностей рождения Елены Михайловны Сердюковой! Но, увы и ах, придется разочаровать.
Портрет сей мы публикуем, дабы развеять миф о нем, хранящемся в Харьковской картинной галерее. Помещен он в книге М. Либермана и В. Виргинского «М.И. Сердюков» с подписью «Е.М. Храповицкая». Несколько лет назад искусствоведы установили, что женщина на портрете Д. Левицкого никак не может быть оной, так как лет на 20 моложе Елены Михайловны и даже при всем усердии художника приукрасить модель не могла так выглядеть. Так что полюбуйтесь еще раз на прекрасное лицо и забудьте приписывать его героине нашего сегодняшнего рассказа.
О дочери талантливого самоучки мы знаем еще меньше, чем о жене Сердюкова. А вернее, ничего не знаем. Впрочем, год рождения известен – 1715-й. Можно предположить, что день рождения приходится на конец мая или начало июня, ибо имена обычно давали в честь ближайшего святого или святой, а Елена приходится на 3 июня по новому стилю и 21 мая по старому. Кстати сказать, Елена означает в переводе с греческого – светлая, ясная, солнечная.
Напомним, что десять лет у Анны и Михаила Сердюковых не было детей. Связано ли это с постоянным отсутствием по купеческим делам или с мужской слабостью Михаила Ивановича, неизвестно. Но есть предположение, что Елена плод греха императора Петра I, не только посещавшего дом своего выдвиженца, но и ночевавшего в Вышнем Волочке.
Что такое с Петра станется – не удивимся. Достаточно припомнить, как он умыкнул любезную сердцу Екатерину, будущую императрицу, у своего «мин херца» Меншикова. На статную жену Михаила Сердюкова достаточно было ему положить глаз после чарки водки, и бывший Бароно должен засуетиться по делам своим. Ах как нам здесь пригодился бы тот самый портрет Левицкого, похожесть миндального взгляда. Но мы же договорились не пользоваться запрещенным приемом – портрета Елены Михайловны у нас нет. Итак, качалась в люльке, топала ножками по половицам в каком-то деревянном доме в Вышнем Волочке Ленка, Леночка, Елена. Отец, заботившийся о будущем своих детей, определил в продолжатели своего дела, конечно же, сына Ивана, а дочери светило будущее только в случае удачного замужества. Весь в заботах о заводах, подрядах да канале, Михаил Иванович не забывал приумножать и собственное благополучие. При достижении дочерью возраста восковой спелости мог, конечно, выдать замуж за купеческого сына, какого-нибудь таможенного подьячего, но чего-то ждал.
Достоверных фактов нет, но, скорее всего, прочил купец дите свое в благородное сословие дворян. Да не всех туда пускали. Вот уже и дом в Санкт-Петербурге на Адмиралтейской набережной стоит, и кошелек туг, да не позволено бывать в салонах, где при свете ярких свечей скучают на балах и влюбляются блестящие кавалеры, гремит музыка и рекой льется шампанское.
Елена Сердюкова уже на выданье, но папенька остерегает ее от ровни купеческой, от случайных женихов. Так нам кажется, ибо замужество в тридцатилетнем возрасте никогда не считалось своевременным. Елена же свет Михайловна нашла суженого, или ей нашли, предположительно, в 1747 или 1748 году, когда и рубеж тридцатилетия пройден. Зато за кого выдана! За одного из лейб-кампанцев императрицы Елизаветы Петровны! За будущего генерал-аншефа!
О Василии Ивановиче Храповицком разговор особый, а здесь мы подчеркнем, что для него это был второй брак – потому могла быть у него и жена не первой молодости, но зато женился все-таки не на купеческой дочке, а на дворянке!
Своими неустанными заботами о первой в России рукотворной водной системе, постоянным радением о казне государевой Сердюков добился-таки почета. Петр I не успел, Екатерина I, Петр II тоже, а Анна Иоанновна и совсем не думала о возведении самоучки в дворянство. И только дщерь Петрова, усмотрев в деяниях Сердюкова великую пользу, издала Указ в 1742 году «...для показания своей благодарности за Императорскую к нему милость, коей пожалован он во дворяне».
Предыстория его такова. В 1741 году Сердюков подал в Сенат прошение, в котором «...обязывался за себя и сына своего содержать шлюзы и каналы, исправить за свой счет Тверцу от Волги до Вышнего Волочка в течение шести лет». Сердюков не был бы купцом, если не блюл свои интересы. Вот и сообщил он ненароком Сенату, как поиздержался – на содержание водной системы уже 40000 рублей собственных денег положил. Не просил Михаил Иванович у казны денег – это не в его правилах, а просил позволения брать пошлину с каждой барки не 5 копеек, как раньше, а в два раза больше. Мол, устарела такса-то, держится аж со 2 июня 1719 года!
Ну почему бы Сенату не одобрить сию меру, а Императрице Елизавете Петровне осталось только ручкой махнуть в знак согласия с Сенатом да запомнить имя Сердюкова как блюстителя интересов государства. С сего момента до места в ряду ваших благородий один шаг. И он был сделан.
Но мы отвлеклись от судьбы Елены, ставшей генеральшей. Опять приходится сетовать на отсутствие данных и так хочется прочитать в портрете черты характера нашей героини, но помним – это не она! Впрочем, кое-что нашлось!
В одном из старых изданий ваш покорный слуга нашел небольшую заметку «об инциденте в доме Храповицких». Из него следует, что Елена Михайловна была властной, даже деспотичной натурой, за что чуть не поплатилась жизнью. Опять на память приходит сопоставление с натурой Петра I. Не думаю, чтобы Михаил Иванович Сердюков, с его трудной судьбой, необходимостью проявлять изворотливость, а то и угождать, мог передать дочери хоть каплю жестокости. Не уверен, что и от матери Елена могла такое наследовать. А вот Петр мог осчастливить такими чертами!
Впрочем, мы опять забираемся в пучину домыслов, а осталось лишь рассказать о поводе для таких мыслей – о том самом инциденте в доме Храповицких. А случилось вот что:
«Дворовая девушка, которая находилась у своей госпожи «наверху» задумала задушить барыню вследствие того, что, по ее показаниям на следствии, она «как до нас, так и до прочих своих крепостных людей весьма зла, завсегда их безвинно бьет и морит голодом». Она подговорила к тому другую «верховую» девушку; затем к заговору присоединились кучер, парикмахер и еще два человека. В ночь на 1 мая Храповицкая была разбужена внезапным шумом.
При свете ночника в отворенных дверях она увидела своего парикмахера. Вслед затем ее ударили по лицу, схватили за горло и стали душить. Храповицкая, отдернув руки набросившихся на нее людей, успела закричать, хотя никто не отвечал, слуги скоро выбежали вон. Через несколько минут генеральша, лишившаяся было чувств, пришла в себя и побежала в детскую. В доме тотчас же поднялась тревога, и виновных схватили. Храповицкая подала заявление в главную полицмейстерскую канцелярию, и вслед затем розыскная экспедиция начала следствие.
Виновные признались во всем. Они не успели исполнить своего намерения, так как услышали крики женщины, разбуженной призывами на помощь. К следствию привлекли еще несколько человек, обвиняемых в недонесении».
В те времена следствие велось не нынешними темпами, и уже через полтора месяца вынесен приговор. На основании Морского (?) устава и воинского артикула (Интересно, почему используются воинские законы? Может быть, потому, что Елена жена генерал-майора? – 3.Т.) шесть главных преступников – две «верховых» девушки, кучер, парикмахер и еще двое – должны быть подвергнуты смертной казни, но указ Сената от 30 сентября 1754 года спасает их от смерти и определяет наказание кнутом. «Верховым» досталось по 25 ударов, кучеру – 35, а парикмахеру и двоим мужчинам – по 45. Мужчинам к тому же вырвали ноздри, положили клеймо и отправили в Нерчинск, на каторгу, вместе с девушками.
Кроме главных виновников бунта за недонесение наказаны двое мужчин – 15 ударов кнутом, одна девушка – 10, а несовершеннолетний – плетьми. Вот откуда идет наше изуверское обвинение конца 30-х годов – арест практически любого россиянина «за недонесение»! В число этих «недонесенцев» попала даже женщина, поднявшая тревогу и фактически спасшая жизнь Елены Михайловны Храповицкой. Все они после наказания возвращены помещице.
Но интересно, что наказание не было односторонним. Разобравшись с покушавшимися на жизнь помещицы, а значит, на незыблемые устои крепостного нрава, императрица не одобрила действия и самой Храповицкой, признав жестокость отношения к крепостным. А потому повелела учредить опеку над ее домом. Опекун обязан был взять управление ее домом и назначить крепостным достаточное содержание, а остальное передавал бы госпоже. Причем наказываться дворовые могли только по воле опекуна. Но они были обязаны «сохранять должное повиновение к госпоже».
Вот и всё, что мы можем пока рассказать о дочери самоучки, жене генерала Елене Михайловне Храповицкой. Остается добавить только, что у Елены Михайловны и Василия Ивановича Храповицких было пять детей, о которых пойдет речь дальше. Год смерти нашей героини неизвестен, и мы не знаем, пережила ли она своего мужа. |
