Вольно или невольно, рассказывая об Иване Сердюкове, мы перескочили очень важную ступень в родословной Сердюковых – не рассказали о жене Михаила Ивановича, с которой судьба свела его в самом начале XVIII века.
В ту пору бывший Бароно стал уже Михаилом, бойко лопотал по-русски, и лишь глаза-щели выдавали его мунгальское происхождение. Предприимчивый, в меру нагловатый Михаил сумел попасть на глаза Петру I, уверить того в своей неподкупности, совершенной преданности, а таких император ценить умел.
В 1700 году безвестного приказчика по рекомендации Евреинова, купца из «гостиной сотни», Петр приписывает к новгородскому купечеству. Товарами Евреинова наш Сердюков торговал по 1704 год, а с того получил свободу и «...начал торговать собою и своим домом жить от оного купечества».
За подневолием да хлопотами о снабжении войск провиантом в новозавоеванных землях Сердюкову не было времени думать о любовных утехах. А когда стал «своим домом жить», невольно стал приглядываться к лицам «женска» полу.
В1704 году Михаилу 26 лет, знакомых у него в Новгороде пруд пруди. Нетрудно представить, как увидел Михаил на завалинке пригожую девку на подворье таможенного подьячего Филиппа Константинова. Солидный купец не щипал, как иные, за бока, а проявил ласковость да уважительность к Аннушке. Когда же разговоры разговаривал, важно так про императора вставлял, как тот наряды ему плюсует, да в надежных купцах числит. Это по сердцу прежде всего хозяину дома – таможенному подьячему. Долго ли неволил отец дочь выйти замуж за мунгала или не прочь сразу была Аннушка связать свою судьбу с тороватым купцом – история умалчивает. Нам хочется верить, что подневольным брак не был. Да и...
Преклонение Сердюкова перед царем-батюшкой большое имел, а потому наверняка всё по царским указам делал. А это чтоб насильственно женитьбы не было, вместо сговора должны быть не только слова, но и обручение за шесть недель до свадьбы, «дабы жених и невеста могли распознать друг друга».
Как бы там ни было, но ухлопал Михаил Сердюков на сватовство целый год, и только в 1705 году обзавелся семьей. Надо было! Любовь любовью, а еще и необходимость. Мотался купец по городам и весям, а за хозяйством нужен глаз – кто ж будет столь ревниво приглядывать за ним, как не жена – родная душа.
Михаил мечется меж Петербургом, Новгородом и Вышним Волочком – там устроены склады муки и зерна. Но всё больше его торговый интерес простирается на Вышний Волочек. Здесь устроил он винокуренный завод, к которому вверху по Цне сплавлял лес, а снизу на барках поступало зерно. Не раз и не два случалось, что зерно в пути подмокало и становилось негодным для муки, а для винокурения в самый раз, но по дешевой цене. Позже построит он в Вышнем Волочке кожевенный, уксусный, кирпичный, черепичный заводы. Кожевенный завод сгорит, но Сердюков отведет руку императора, предлагавшего помощь, чем, конечно же, обяжет того на усиление охраны каналов, шлюзов и заводов Сердюкова.
В конце концов в Вышнем Волочке Сердюковы определятся на постоянное место жительства, построив в 20-х годах двухэтажный дом на берегу водохранилища. Хозяйкой же, как мы помним, стала Анна дочь Филиппова. Обретя покой за «богом дарованным пастырем», как тогда называли мужей послушные жены, Аннушка вспомнила и главную свою обязанность – иметь наследников. В 1715 году родила она дочь Елену, а еще через шесть с половиной лет сына Ивана. Забот прибавилось.
Многотрудные хлопоты Сердюкова по торговым, а потом «шлюзным» делам не оставляли времени даже на исполнение христианских заповедей. Как он признается на допросе Святейшему Синоду: «У исповеди был не всегда за неимением времени говеть». Такой же грех лежит и на его жене, которая целый год не была на исповеди, за что пришлось заплатить штраф 3 рубля. Сердюков объясняет это тем, что Анна кормила грудью ребенка, но только ли в этом причина: ведь за отъездом главы семьи заботы о хозяйстве ложатся на жену.
Не только многомудрой, заботливой хозяйкой приходилось быть жене Сердюкова. Проездом через Вышний Волочек бывали в их доме и Петр I, и иностранцы. Надо было не только сытно и угодливо накормить гостей, но и блеснуть нарядом, умом. Еще за пять лет до женитьбы Сердюкова, Петр издал указы о необходимости сменить гардероб. К 1 декабря 1701 года просторные наряды барышень, позволявшие им не особенно заботиться о талии, велено заменить на «образцовые немецкие женские партища», то есть на платья с корсетами и юбками до щиколоток, а головы украшать фонтажмами и корнетами. Пришлось, конечно, и Аннушке дуть губки над картинками – выбирать фасоны, а потом просить «любезного сожителя» привезти ткани да кроить и шить, чтоб было как у дворян.
Хлопоты не напрасные. Знатных особ принимал у себя Сердюков, и те оставались довольны, а значит, и кормили их всласть, и видом ублажали. Так, камер-юнкер Берхольц в 1723 году писал: «...герцог Голштинский в первый свой приезд был отлично принят в Вышнем Волочке калмыком, потому хотел опять у него остановиться». А герцог Голштинский не кто иной, как будущий муж дочери Петра I Анны. Значит, не посрамила Анна Сердюкова перед придирчивым оком нашу провинцию хлебосольством своим и нарядами. Правда, три версты разбитой дороги в следующий раз все-таки испугали герцога, и, как он ни был доволен первым приемом, не поехал в новый дом – тот, что и поныне стоит на берегу водохранилища. Довольствовался «особым домом» для проезжающих, что император повелел выстроить на всех станциях по пути из Петербурга в Москву.
Петр тоже был зело доволен женой Сердюкова, отмечая ее «домовитость, красивость и строговерность своим обязанностям хозяйки». Конечно же, Аннушка во всем держала мужнину сторону. Верность ее прошла испытания и в 1723 году, когда ее благоверного умчали солдаты капрала Андрея Козмина на пристрастный допрос в Петербург. Что испытала тогда Аннушка, пока муж сидел под крепким караулом, а через полтора месяца давал показания «под церковною клятвою и под потерянием живота» перед Святейшим Синодом, одному Богу известно.
Вполне возможно, что Аннушка приняла кое-какие меры, чтобы навет в отношении мужа о почтении староверства не подтвердился. На такие мысли наводят обстоятельства допроса Сердюкова.
Когда его допрашивали о дьяконе Александре, незадолго перед тем казненном за раскольничество и которому Сердюков якобы сочувствовал, то встал вопрос о так называемых «пунктах». Это своего рода программа староверов из двенадцати пунктов. Сердюков отрицал, что знает «пункты». Потом вдруг вспомнил, что беседовал о «пунктах» с генерал-адмиралом графом Апраксиным, который в Вышнем Волочке потчевал его... рыбой.
Сердюков не случайно завел речь о том обеде, зная, что допросители обязательно проверят факт того, что он ел рыбу, которую раскольники не потребляли, а это еще одно доказательство его непричастности к раскольникам. Но, закинув такой крючок, он сам на него попался. Апраксин факт рыбоедства не опроверг, но добавил, что тот говорил о раскольниках жалеючи и еще говорил: «...ежели бы оные пункты (дьякона Александра) были просмотрены и учинен был какой ответ, то он чаял бы, что многие раскольники пришли в покаяние».
После такого показания Сердюкову явно стало труднее на допросах. 11 ноября 1723 года архимандрит Рафаил издал Высочайший указ о более строгом допрашивании Сердюкова в отношении 12 пунктов казненного дьякона. А строгость допроса тогда измерялась не одним лишь повышенным тоном голоса, но и дыбой, прочими «прелестями» пыточной. Так ли было с Сердюковым, мы не знаем, но факт, что подследственный пошел дальше в своих показаниях и поведал экзекуторам о наличии в его доме книги, полученной от какого-то Якова Кирсанова, в которой «...есть какие-то «пункты», а те ли именно, он не знает».
Конечно, тут же были снаряжены нарочные в Вышний Волочек, дабы привезти означенную книгу. Приказчик, прочитав сопроводительное письмо хозяина, отдал книги, и они все были привезены в Санкт-Петербург, но «пунктов» в ней не нашли.
И тут возникает вопрос: почему же не нашли?
О том, что жена Михаила Сердюкова не чаяла, за что забрали мужа, не может быть и речи! Что тот не рассказывал ей о встречах со строптивым дьяконом Александром, который на Вышневолоцком яму покупал хлеб, и какие с ним вел речи, тоже мало верится! А значит, про «пункты» и где они лежат Аннушка наверняка знала. И как же ей было не сжечь опасные бумаги для убережения мужа! А в том, что допрос при наличии в доме Сердюкова раскольничьих писем ужесточился бы и неизвестно, чем закончился бы, можно не сомневаться.
Так что верой и правдой служила своему мужу Анна Филипповна Сердюкова, и право жаль, что осталась она в тени нашего знаменитого земляка, не имея даже дат рождения и смерти. Надо искать! |
