Возврат в МЕНЮ

ДВ №5 от 06 марта 1998, стр. 3, ДВ №6 от 13 марта 1998, стр. 3

 

Матюнин Рудий Иванович

 
(02.12.1938-22.11.2002)
основатель газеты «Древний Волок» и Альманаха ВИКа, учредитель, издатель и редактор газеты «Древний Волок» (1993-2002) и Альманаха ВИКа (1997-2002), учредитель Вышневолоцкого краеведческого общества им. М.И. Сердюкова, председатель ВКОиС (1998-2002), член Союза журналистов.
     
Из крепостных – в личные почетные…

С утра до глубокой ночи стирала да гладила господское белье Аграфена. А сыну, разбиравшему на петербургском почтамте почту, твердила: «Учись! Иначе ничего не добьешься!» А тот и без понуканий понимал что к чему: и грамоту одолел, и сообразителен в меру. А куда ни сунься, нужна сословная принадлежность – об университетах даже мечтать не приходилось. Помыкались мать с сыном, из которого желание выйти в люди прямо прет, и решили обратиться к родной стороне – просить Тверскую городскую думу записать незаконно рожденного Клавдия Арсеньева в мещанское сословие, к семейству Гоппмайер.
Хотелось матери и фамилию свою сыну присовокупить, о чем в прошениях Клавдия и Аграфены Филипповны слезно написано было. Да, видно, церковная запись тогда крепче крепкого считалась, и в этой части прошение оставлено без последствий. А вот в мещанское сословие просильца пропустили без волокиты. Помогло, верю, и пожелание Н.И. Лодыгина, высказанное при оформлении вольной крепостному мальчику. Уже 27 мая того же 1869 года, через… месяца после составления прошения, Клавдия приписали в тверское мещанство к семейству матери А.Ф. Гоппмайер со льготами от повинностей на шесть лет, считая со второй половины 1869 года. Да и какие могут быть сомнения считать мещанином человека «...вероисповедания Православного и ни к каким противузаконным сектам, ересям, расколам и сектам скопцов не принадлежащего». Так написано в прошении. А еще указано, во что обошлись хлопоты: на производство дела два листа гербовой бумаги двадцатикопеечного достоинства да на приемное свидетельство один сорокакопеечный лист.
Итак, в Петербурге появился новоявленный мещанин. И он сразу расправил крылья. Клавдию 21 год. Сухощавый, даже хрупкий, и потому на здоровье не жалующийся, он троекратно налег на самообразование. А что делать, если тебя в университеты не пускают, а учиться страсть как хочется. Днем работа – ночью книги, таков удел самообразования. Упорство и труд всё перетрут – пословица эта писана с таких, как Клавдий. Вот он уже и кассир Николаевской железной дороги –первая ступень его крутого восхождения по служебной лестнице. В одной из ранних анкет про нашего героя написано так: «Способностей выше средних. Делом очень интересуется. К младшим починенным очень требователен, к старшим подчиненным относится более снисходительно, чем желательно. С сослуживцами равными себе и со старшими уживчив». Вот вам идеал российского чиновника – портрет на века.
Но пришла пора поведать о сердечных страданиях нашего героя. В мае 1869 года Клавдий стал полноправным мещанином. То-то была радость для его пассии – Руфины Кашлачевой: можно теперь и о замужестве подумать. Познакомились они, скорее всего, в конторе Николаевской железной дороги, где брат Руфины служил писцом и дружил с Клавдием. Властная и решительная, Руфина старше ухажера на три года, но и самостоятельнее – держала крохотную мастерскую дамского платья и считала себя завидной партией для кассира. К тому же Клавдию особенно и некогда выбирать невесту – весь в работе да учебе. И 14 января 1870 года в метрической книге Христо-Рождественской Песковской церкви города Санкт-Петербурга появляется запись о венчании мещанина города Твери Клавдия Арсеньева и дочери вольноотпущенной госпожи Немчиновой девицы Руфины Кашлачевой. Поручителями по жениху были дворянин Ф.Ф. Ильин и рижский гражданин Вильгельм Ланго, а по невесте – космодемьянский мещанин А.Н. Кокле и дворянин А.Н. Панов. Как видим, представители с обеих сторон солидные.
Корни Руфины Кашлачевой тянутся тоже в крепостное право. Родилась в селе Нижневоскресенском Макарьевского уезда Нижегородской губернии в 1845 году. Отец работал в лесничестве, мать служила экономкой у помещика. Руфина дружила с хозяйской дочерью, ходила в церковно-приходскую школу. Словом, училась грамоте, у богатой сверстницы хватала немецкие словечки, которые потом ввертывала в разговор. Впрочем, старалась культурной не слыть, а быть. Читая запоем книги, вытаскивала Клавдия в театр.
И это при обильном семействе. В год бракосочетания родился первенец Анатолий, через год появился на свет будущая знаменитость Владимир, потом Клавдий, Руфина, Вера, Ольга, Лидия, Александр и Мария.
А еще жила в семье приемная дочь Капитолина Кокина, племянница Аграфены Филипповны. Так что во время обеда Руфина Егоровна поднятой ложкой пересчитывала за столом головы, чтобы оставить в котле сколько-то ложек щей на тех, кто отсутствовал.
Продвигаясь по служебной лестнице вверх, Клавдий Федорович укрощал свой темперамент, если дело касалось воспитания. Всю жизнь точил его преподавательский червь, и в тисках быта он реализовывал свои способности на полную катушку. Он имел некоторое право сказать о себе: «Я педагог!» В двадцать лет сдал при гимназии экзамен на звание домашнего учителя, надеясь зарабатывать этаким способом, да уж больно служба «на железке» шла ровной колеей. Зато перед сыновьями расхаживал он важной персоной, диктуя арифметические задачи, преподнося задания по русскому языку и географии. Детям мечтал он дать классическое образование.
Увы, старший Анатолий, не окончив гимназии, поступил в мореходное училище и сгинул из родительских глаз на дальних морских просторах. Владимир не мог поступить в университет, так как отец не выслужил к тому времени гражданских титулов. Да и не было у старших той отцовской целеустремленности. Вот что говорит об этом одна из дочерей Клавдия Федоровича, Вера: «Отец был строгий, горячего нрава, справедливый и умный, больше всего хлопот ему доставляло воспитание старших сыновей...» Малышами он попытался сдать их в соседний пансионат Целау, но что могли поделать с проказниками две старые девы – немки.
И не столько страшили отца проказы Володи – а он мальцом организовывал тайные походы в кладовую за сластями, в доме устраивал лесной бивуак из подушек, одеял и разной утвари, – сколько какое-то равнодушие к познанию. По глубоком размышлении усмотрел Клавдий Федорович будущее Владимира в корабельной инженерии и часто вел на эту тему задушевные беседы. Да и в преподавании нажимал на технические науки. И сам, и с помощью репетиторов. Одному из них – студенту института гражданского права Астафьеву – Владимир Клавдиевич был потом особенно благодарен за обретение твердых знаний математики, алгебры, геометрии и тригонометрии.
Впрочем, для широты кругозора несостоявшийся педагог вырабатывал у детей красивый почерк, запускал шарады на знание государств и городов земного шара, читал вслух Толстого, Тургенева, Гоголя, Некрасова, Майкова и Никитина. Это из трудного чтения. А легкое – Жюля Верна, Майн Рида, Аун Жаколио, Густава Змара, Луи Буссенара – дети одолевали и сами, пряча книги друг от друга.
А еще в дом Арсеньевых, вместе со студентами-репетиторами, пришла молодежь, с которой Клавдию Федоровичу было страсть интересно.
Разинув рот, юнцы слушали споры о литературе, натурфилософии, многого не понимая, но запоминая, чтобы через годы и понять. Не избегали за самоваром и географических тем: путешествия Потанина, Пржевальского, Роборовского и Певцова были на слуху всякого просвещенного  россиянина. А там подоспело и «Путешествие на корабле "Бигль"» Чарльза Дарвина.
Это про книги. Но не возбранял отец и натуральных путешествий. Они случались сами собой – как поездка для лечения брата Клавдия в грязелечебницу города Оренбург на остров Эзель, так и специально организованные. В 1880 году Клавдий Федорович получил очередное повышение по службе – стал начальником конторы отправления товарной станции Николаевской железной дороги. А попробуй в таком солидном положении не завести дачу – на смех сослуживцы поднимут, в скупости упрекнут. Вот и появился в Тосно летний семейный вигвам Арсеньевых.  Отца заедала служба, а дети с упоением плескались в реке, бродили по лесным дебрям. И тут вмешался в судьбу будущего  путешественника Иоиль Егорович Кашлачев, тихий и мечтательный писарь. По субботам он отправлялся с сыновьями и племянниками на лодке по реке Тосно. Днем Иоиль играл удочкой с блесной, выуживая щурят да окуней, а вечером у костра устраивал пир из рассказов о приметах природы, повадках зверей и птиц, обычаях рыболовов и охотников, пел старинные русские песни.
Запомнились эти песни Владимиру Клавдиевичу навсегда. Отпрыски подрастали год от года, и путешествия из однодневных превращались в 2-, 3-дневные, недельные.
Но мы отвлеклись от судьбы главного героя нашего рассказа. А Клавдий Федорович трудился на своем поприще, всё больше утопая в делах и всё меньше уделяя внимания детям. Впрочем, Анатолий и Володя в том возрасте, когда излишнее назидание во вред. Достаточно оставить невзначай на столе книгу, вроде «Самодеятельности» Смайльса, чтобы сыновья замечтали об идеале, а этого чадолюбивому отцу и достаточно. Ныне Смайльс кажется риторичен и суховат, источает этакий практицизм. Но не в такой же моде тогда была воспитательность – не было Карнеги, Опека, Макаренко... И откровение для юношей такие тирады: «...Если вы станете развивать только физическую сторону, то получите атлета или дикаря, если обратите исключительное внимание на нравственную силу, то воспитаете идеалиста, а если усилите развитие умственных способностей, то получите больного чудака или сумасшедшего. Вполне развитым человеком, в обширном смысле этого слова, может назваться только тот, в ком одинаково выработаны все эти стороны его натуры».
Усердие Клавдия Федоровича на служебном поприще не остается без внимания, и в 1898 году он получает звание личного почетного гражданина города Петербурга. Еще через три года к этому званию добавляется эпитет «потомственный». Можно бы и дух перевести, но «у каждого солдата в ранце маршальский жезл», и Клавдию Федоровичу со званием «потомственный» рукой подать до «генерала». Чего он и добивается через несколько лет, став начальником Московской окружной железной дороги. В 1913 году он и уйдет с этой должности в отставку. Уедет на Украину, где и окончит дни свои.
Но это потом. А мы вернемся в 1890 год, когда Клавдий Федорович еще ходил в «майорах». Отправив старшего сына Анатолия бороздить моря и океаны, стал думать о судьбе второго – Владимира.
Не сумев сделать из него инженера, не хотел превращать его и в служивого. А такое могло грянуть: через три года – срок воинской повинности. К тому времени завелись у Клавдия Федоровича кое-какие знакомства. Сегодня не узнать, за каким фуршетным столом наш «майор» попил коньячку с начальником главного штаба генералом Левашовым, но совет получил. Сдал Владимир экстерном экзамен за среднее учебное заведение, и зачислился вольноопределяющимся в 145-й Новочеркасский полк, и командирован в пехотное юнкерское училище.
Вот и пришла пора отцу сделать ручкой сыну, отпуская в свободное плавание по волнам жизни. Он сделал всё для того, чтобы сын стал кузнецом своей судьбы. Судьбы интересной, яркой, до сих пор оставляющей след в сердцах людей. Как В.К. Арсеньев стал путешественником, писателем, исследователем Дальнего Востока, можно прочитать в десятках книг и самого путешественника, и «арсеньевоведов», нам же остается завершить жизнеописание Клавдия Федоровича. К сожалению, на самой трагической ноте.
И так отставка, отъезд на Украину. И спокойная жизнь на хуторе Дубовщина близ села Батурина. До 1918 года. В конце этого года из голодной Москвы Клавдий Федорович вызвал дочь с двумя маленькими внучками – восьми и четырех лет.
Жили Арсеньевы скромно: в основном на жалование Клавдия Клавдиевича, который, несмотря на костыли, работал инкассатором. Но именно эта должность и стала приманкой для грабителей. Клавдий Клавдиевич не всегда успевал днем сдать деньги в банк и хранил их дома. В тот роковой день 24 ноября ему вечером должен был принести деньги заведующий магазином. Да задержался. Бандиты пришли за наживой в 8 часов вечера. Для острастки бросили гранату и ворвались в дом Клавдия Федоровича.
Потребовали от Клавдия деньги. Тот не стал даже разговаривать с бандитами, а просто отказал. Его тут же застрелили. Руфина Егоровна, будучи от болезни на последнем дыхании, умерла в кресле от разрыва сердца. Но и в нее «для контроля» стреляли. Застрелили Клавдия Клавдиевича, Лидию Клавдиевну, в последний момент толкнувшую под кровать и тем спасшую дочь. Не пожалели бандиты ни психически больную Ольгу Клавдиевну, ни долго бегавшую по комнатам и звавшую на помощь жену Клавдия Клавдиевича – Елену Леонардовну Пельц.
Перерыв всё в шкафах и столах и не найдя денег, бандиты испугались обыкновенного звонка будильника и ушли, унеся несколько серебряных ложек. Их поймали на следующий день. Работница Арсеньевых Домна успела спрятаться в подвал и узнала бандитов в жителях села Батурина. Опознала двоих из ночных гостей и спасшаяся дочь Лидии Клавдиевны, их расстреляли.
Хоронили жертв трагедии дочь Клавдия Федоровича Вера Клавдиевна и ее муж В.Ф. Богданов. Они жили в отдельном флигеле и избежали смерти. В одном из шести гробов, которые несли на местное кладбище, лежал Клавдий Федорович Арсеньев. Обыкновенный чиновник высокого ранга, честно прослуживший России на скромном посту, и прекрасный отец, приложивший максимум сил для воспитания детей, один из которых и стал всемирно известным писателем, автором «Дерсу Узала», которым зачитываются и будут зачитываться поколения за поколением.
Как дань уважения к родителям хранил Владимир Клавдиевич Арсеньев на рабочем столе кабинета за большим чернильным прибором портреты отца и матери в овальных рамках. И когда вечерами падал на них свет от керосиновой лампы под белым полушаровидным колпаком с гофрированной розеткой, сгущались морщины на лбу писателя: вспоминались беззаботные детские годы и всегда озабоченный отец, пробившийся из незаконнорожденного крепостного в элиту российского общества. И, может быть, в такие минуты сожалел В.К. Арсеньев, что, объездив вдоль и поперек Дальний Восток, так и не побывал на родине отца в селе Алексейково, что ныне в Лесном районе Тверской области.

Возврат в МЕНЮ