В связи с выставкой «Неизвестный Рерих» в Вышний Волочек приезжал единственный в России человек, имеющий родственное отношение к Рерихам. Впрочем, Володя Мельников, выпускник физического факультета Санкт-Петербургского университета, бросивший всё ради скромного служения великому делу Рериха, относит старинность рода Л.С. Митусовой в самую глубь веков. Представляет он Людмилу Степановну так:
– Перед вами прямой потомок Чингиз-хана!
А когда рты у слушателей раскрываются в немом изумлении, он поясняет: «Далекими предками Митусовых были Ельчаниновы, а те происходили от одного из сыновей Чингиз-хана Ельчи!»
Людмила Степановна приехала посетить места, где бывали Николай Константинович и Елена Ивановна. Первым адресом, конечно, была «Академическая дача», которой «угощают» всех приезжих. Точных строк в документах о том, что Н.К. Рерих приезжал сюда в конце XIX века, когда учился в Академии художеств, нет. Но ведь его учитель А.И. Куинджи с учениками здесь работал на пленэре! Значит, мог затеряться среди них и Рерих!
Не знаю человека, которого бы не поразила красота «Академички». И вся разница впечатлений от этого благословенного уголка русской природы только в глубине вздохов и высоте ахов. Прекрасно! замечательно! восхитительно! – вот обычный набор эпитетов, использовала который и Людмила Степановна.
А потом была деревня Берёзки. Обычное дачное селение, где летом гостей из обеих столиц в десять-пятнадцать раз больше коренных жителей. Но здесь творили художники М.В. Нестеров, И.И. Бродский, скульптор В.А. Беклемишев. От красивого храма ныне остался только холм и потаенные в нем могилы предков. Володя Мельников легко под локти «внес» Людмилу Степановну на этот холм. Погрустнела гостья, попечалилась. Удивилась, что служил молебен в местном храме знаменитый Иоанн Кронштадтский. Обрадовалась: «Вот почему в Берёзки приехали снимать дачу Николай Константинович и Елена Ивановна в 1905, 1906 и 1908 годах! Их тянула сила духа, оставленная Иоанном Кронштадтским!»
Тряская, безжалостная к пассажирам дорога не располагала к разговору, но как упустить момент, и я подношу диктофон почти к губам Людмилы Степановны Митусовой. Человек, проживший более восьмидесяти лет на свете, помнящий великих людей, – разве не подарок для журналиста?
– В каком же родстве Рерих и Митусовы?
– Мой отец, – начинает рассказ Людмила Степановна, – Степан Степанович Митусов был двоюродным братом Елены Ивановны Шапошниковой. Но его отношения с Еленой Ивановной были доверительнее, нежели с сестрами. Елена Ивановна была красавицей, блистала в свете и, может быть, петербургский бомонд завертел бы ее, закрутил, если бы не встреча с Рерихом, именно отец дал студенту Рериху адрес Путятиных в Бологом. Как же отец обрадовался, что Елена Ивановна и Николай Константинович полюбили друг друга. Очень он боялся влияния светских раутов на судьбу двоюродной сестры. И основания для этого были.
– А Вы, Людмила Степановна, помните Елену Ивановну?
– Это, знаете ли, детские впечатления. В один из вечеров к нам пришли в гости музыканты и Николай Константинович с Еленой Ивановной. Квартира была из восьми комнат, и поэтому в одних комнатах развлекались гости, а в других... работали полотеры. Мне, конечно, интереснее не разговоры о музыке да песнопения, а как жужжат щетки, натирая пол. На беду полотеры разбили один из электровыключателей – в стене зияла дыра. Я проверила пальцем глубину этой дыры, и... в квартире гаснет свет. Очнулась на руках у тети Лели, как все называли Елену Ивановну.
Еще помню, сидим с тетей Лелей в ложе Мариинского театра, и она мне рассказывает, что происходит на сцене. Слушали оперу «Руслан и Людмила». На сцене появляется Голова, и Елена Ивановна объясняет: «Вот смотри, поет Голова, а на самом деле поет хор за ней». Я никак не могу отыскать Голову. В моем представлении она должна быть человеческой и валяться на сцене. Я боялась увидеть, как лежащая на полу голова может петь. Так и не нашла.
– И что потом связи с Рерихами у Вас не было никакой?
– Нет, почему же, были. Елена Ивановна и Николай Константинович уехали за границу в 1926 году. Уехали внезапно и, наверное, вовремя, воспользовавшись сумятицей, вызванной смертью Ф.Э. Дзержинского.
Елена Ивановна вела переписку с Рериховским центром в Нью-Йорке, а оттуда приходили письма и посылки мне.
Письма я изредка получала, а вот посылки не доходили. Но я боялась об этом сообщить в Нью-Йорк, чтобы не дразнить НКВД. О моих посланиях упоминает Елена Ивановна в трехтомнике писем, изданном недавно.
– Понятны Ваши затруднения в период сталинщины. Но с сыновьями-то Рериха – Юрием и Святославом – Вы могли встретиться в совершенно иное время?
– Юрия и Святослава в детстве я не помню. Но и сейчас перед глазами стоит их главная игрушка – железная дорога. Это чудо раскладывалось и могло действовать по-настоящему: и поезд шел, и стрелки переводились, и даже туалеты в вагонах сверкали белизной. Когда в 1957 году встретились мы с Юрием Николаевичем, он очень удивился моему рассказу о железной дороге: «Как ты всё помнишь?!»
Кстати, я всё не знала, как при встрече буду его называть. Всё оказалось просто. Первой поехала на встречу с ним моя младшая сестра Татьяна. Она пыталась его назвать как-то высокопарно, а он в ответ: «Тогда я буду называть тебя мадемуазель Митусова!» Они перешли на «ты», а я потом тоже.
– Людмила Степановна, Вы подробно рассказали о связях вашей семьи с Рерихами. А теперь представьте Митусовых.
– Мой отец был музыкантом и художником. Подробнее о нем и коллекции Рерихов написано в статье Владимира Мельникова, которую, как я увидела, Вы у него взяли, чтобы опубликовать. Моя бабушка училась пению у знаменитого профессора Эверарчи. Он ее принял в свой класс со словами: «У Вас плохой голос, но я возьму!» А после окончания курса встал перед ней на колени в знак почтения.
Она эмигрировала во Францию еще до революции. Умерла в 1917 или 1918 году. Ее дочери тоже эмигрировали. У одной из моих теток мужем был знаменитый белый генерал Марков. Мать моя умерла, как и отец, в блокадном Ленинграде.
Я любила живопись и поступила в Академию художеств. Для меня в то время существовало только творчество, учеба и никаких мужчин. Но однажды была просто потрясена художником Дрониным. Дворянин по происхождению, он был эрудит, хорошо знал искусство, литературу, писал стихи. Любовь нас закрутила так быстро, что я только в загсе ответила на вопрос, какую фамилию беру. Решила твердо: «Я не меняю фамилию!»
Наше семейное счастье было недолгим – началась война и мой муж погиб в 1941 году. Я в конце концов стала учителем рисования и преподавала в ФЗУ, ПТУ.
Разговор наш закончился, и впереди у моей собеседницы был взволнованный диалог с читателями в зале городской библиотеки.
Р.S.
В интервью упоминается работа В. Мельникова о наследии Рерихов в собрании С.С. Митусова. Она будет опубликована в нашей газете, как и еще одна статья о литературном творчестве отца Л.С. Митусовой. |
