История человека. Семьи. Поколения. Нескольких поколений. Если идти по этой цепочке, то непременно выйдешь на события года, десятилетия, a то и века. Казалось бы, так далеки от нас – и во времени и в пространстве – забастовка и кровавый расстрел на Ленских приисках 17 апреля 1912 года. И участники его давно отошли в мир иной. Но в нашем городе, оказывается, живет человек, который бережно хранит документы, фотографии родителей, ставших участниками тех событий.
Рассказ о династии Губановых надо начать, конечно же, с деда – Егора Губанова. Сохранились сведения, что родом он с Черниговщины, замешан был в какой-то истории, за что путешествовал из Одессы в Сибирь в кандалах.
Сын Егора Дмитрий долго трудился на сооружении Забайкальской железной дороги, но по совету дяди поехал на золотые прииски. В те годы большинство рабочих на добыче золота составляли каторжники, бежавшие из острогов.
По договору найма рабочий день длился 11,5 часа. Трудились на глубине до 30 метров почти в темноте, практически без вентиляции. Добавьте к этому промерзшие бараки, отвратительную пищу по дорогой цене, и станет ясно, почему началась забастовка на Ленских приисках.
Дмитрий Егорович Губанов в свои 27 лет был женат. Жена Парасковья Максимовна не работала, но обстирывала, обшивала и кормила нескольких «сынков» – так называли холостяков. «Комната» Губановых представляла собой угол, отгороженный ситцевой занавеской.
Тяжелые условия труда, штрафы, дороговизна, отсутствие элементарных условий жизни и вызвали взрыв шахтерского гнева. Забастовка началась 29 февраля на Андреевском прииске, а потом перекинулась на все прииски «Лензолото», в том числе и на Липаевский, где добывал породу Д.Е. Губанов.
Весь март кипели страсти вокруг требований шахтеров об увеличении расценок, введении восьмичасового рабочего дня, улучшении питания, отмене штрафов. Центральный стачечный комитет заседал с утра до ночи, и был момент, когда энергичные действия окружного инженера Витимского горного округа К.Н. Тульчинского, его обещания пойти навстречу бастующим убедили большинство стачечного комитета прекратить стачку.
И тогда заговорили агитаторы большевиков. Были собраны все старосты бараков – около 100 человек, – и принято решение продолжать стачку. Грамотных тогда были единицы, и среди них был Д.Е. Губанов. Его-то и попросили члены стачечного комитета М.И. Лебедев и П.Н. Баташев писать прокламации. Писал он всю ночь.
Агитация, в том числе и рукописная, возымела действие, и 25 марта на митинге Феодосьевского прииска голосование было в пользу продолжения забастовки.
После этого события развивались стремительно. И 4 апреля (17 по новому стилю) тысячи шахтеров направились на Надеждинский прииск, чтобы потребовать от прокурора Преображенского освобождения арестованных членов стачечного комитета. Был в этой толпе и Д.Е. Губанов.
Шествие было довольно мирным, и могло окончиться без крови, но ротмистр Трещенков, прибывший для подавления забастовки, сначала возбудил солдат речью: «Вас хотят разоружить! – а потом скомандовал: – Огонь!»
Узкая дорога, по которой шли шахтеры, паника от первых выстрелов, темнота умножили жертвы. Залп раздавался за залпом, и после каждого застывали неподвижно тела. Дмитрий Губанов после первого залпа пал ниц и пополз за штабеля крепежного леса. Одна из пуль «дум-дум» чиркнула по руке.
Кровавая бойня продолжалась недолго, но 250 убитых осталось лежать на земле, и 270 было ранено. По словам матери Анатолия Дмитриевича, место расстрела засыпали углем, но раз за разом выступала наверх кровь. И так продолжалось три года: вечная мерзлота кровь не впитывала.
После расстрела семью Губановых, как и других, вывезли первым пароходом в Бодайбо и держали в тюрьме. И два года жили они на казенных харчах.
В память о тех днях хранит Анатолий Дмитриевич Губанов удостоверение отца, участника Ленских событий, за № 9 и колокольчик.
С колокольчиком такая история. Приехав к сестре Любе в Москву, Анатолий Дмитриевич узнал от нее, что жив один из членов стачечного комитета М.И. Лебедев, автор книги воспоминаний. Тут же поехал к дяде Мише и попросил рассказать всё, что помнит об отце и о тех днях кровавых. После рассказа Михаил Иванович снял с полки колокольчик: «Возьми на память. После расстрела Трещенко приказал перекрыть все выходы с прииска, чтобы не просочилась информация о расстреле. Наняли мы якутов с оленями и распадками, горами, потом рекой помчались в Бодайбо. За двенадцать километров до города я срезал колокольчик с шеи оленя, чтоб не звенел. Рано утром мы разбудили телеграфиста и попросили отправить телеграмму председателю Совета министров, министру юстиции, членам Государственной думы Милюкову и Гегечкори. И вовремя. Через час исправник поставил полицейского».
С того кровавого дня прошло 84 года. И спасибо Анатолию Дмитриевичу, что хранит он память о своем отце, бережет документы. |
